читать дальшеВоспользовавшись хорошим пожеланием Мо Жань, Чу Ваньнин видел сны, но, к сожалению, они были нисколько не сладкими.
Во сне он вернулся в то время, когда над Цайдье раскололись небеса. Тогда с ним был лишь один человек, который помогал починить раскол, сейчас он с Ши Мей поменялся местами.
С пустого свинцового неба летел снег, Ши Мей не устоял и дьявольское заклинание прошло ровно сквозь него. Естественно, он упал с самой верхушки колонны вниз, бесконечно долгое падение в безбрежное снежное поле. Мо Жань подбежал к нему и схватил в охапку окровавленного Ши Мей. Он стоял на коленях, цепляясь за его ногу и умоляя помочь, спаси его, спасти своего ученика.
Он хотел спасти его, но, для обоих живых от магического барьера эффект будет ниже. А он только что получил с Ши Мей одинаковые раны. У него было бледное, безжизненное лицо и он не проронил ни слова. Он боялся, что если что то скажет, то сейчас же поперхнется кровью, она выйдет наружу и тогда твари за барьером их сразу почуют и хлынут все разом, чтобы разорвать всех на куски.
- Учитель… умоляю тебя…. умоляю…..
Мо Жань рыдал в голос и непрерывно кланялся ему.
Чу Ваньнин закрыл глаза и просто в конце концов сбежал….
Ши Мей умер.
Мо Жань так и не простил его.
Ему снился мост Найхе на Пике Сышэн. Наверное, именно в это время ударило весенние похолодание. Везде лил дождь, куда ни взглянешь весенние молодые побеги и листочки на деревьях промокли от дождя. Под ногами была бесконечно длинная дорога из синего камня, он держал зонт и в одиночку шел по этой дороге.
Вдруг он обратил внимание на идущего вдалеке под навесом другого человека в походном платье. Он был без зонта. В руке он нес несколько сложенных и перевязанных между собой вощеных листов, книг. Он шел ровно в его направлении. Чу Ваньнин невольно замедлил шаг.
Этот человек, очевидно тоже заметил его, однако его шаги не замедлились, он лишь приподнял намокшие от стекающего по лицу дождя ресницы и совершенно безразлично окинул его взглядом.
Чу Ваньнин хотел окликнуть, остановить его, он хотел сказать ему : Мо…..
Но Мо Жань не дал ему шанса заговорить с ним. Он обхватил плотнее свои книги и постарался пройти как можно левее, по самому краю моста. Казалось, еще один цунь, и он окажется в реке, только ради того, чтобы идущий с правой стороны Учитель, был как можно дальше.
Они дошли до середины моста.
Один человек, который привык раньше открывать зонт под дождем свернул налево. Человек, который раньше не привык открывать зонт под дождем, тоже свернул налево.
Они прошли мимо друг друга.
Мокнущий под дождем не оглянулся, он ушел. Человек с зонтом остановился, так и застыв на этом месте.
Дождевые капли барабанили по зонту. Чу Ваньнин стоял очень долго. Так долго, что его ноги закоченели. Подобно тому, как влага пропитала всю провинцию Сычуань, холод проник между его костей.
Он внезапно почувствовал, что очень устал. Что он больше не в силах идти.
Сновидение померкло и погрузилось в темноту.
Было тяжело и холодно.
Он озяб как под дождем, он был такой тяжелый, как ноги, которые не двигались.
Сквозь сон Чу Ваньнин пошевелился. Он свернулся калачиком, сжался, став таким маленьким. Что то тихонько вытекло из уголка его глаза, намочив подушку. Он смутно осознавал, что это всего лишь сон, только сон. Но почему он казался таким реальным. Он действительно был способен чувствовать ненависть и обиду Мо Жань. Разочарование Мо Жань. Что он окончательно расстался с ним.
Но… это на самом деле так?
Именно здесь и именно так все закончится?
Он не смирился. Как будто это его несогласие осветило светом все вокруг.
Он был все в том же сне. Со смерти Ши Мей прошло уже несколько месяцев.
Характер Мо Жань день ото дня становился все мрачнее и угрюмее. Говорил он все меньше, не более того, что положено отвечать на уроках. Он все еще приходил, но только лишь чтобы прослушать лекцию и болтовню Чу Ваньнина.
Чу Ваньнин к тому же никак не объяснил, из-за чего он не мог спасти Ши Минцзин. По поведению Мо Жань он знал, что бесполезно что-либо говорить, раз уж так получилось.
В этот день он проводил занятие. Мо Жань, согласно его указаниям, стоял на вершине сосны, у самой верхушки кроны. Он укреплял духовные силы и концентрацию.
Но неизвестно почему, внезапно силы ему изменили, он не устоял и упал прямо вниз. Чу Ваньнин не успев подумать, мог только подлететь и крепко обхватить его. Однако второпях он не развернулся вовремя и не произнёс никакого заклинания. Два человека просто рухнули с дерева на землю.
К счастью глинистая почва внизу была довольно мягкой и к тому же устелена толстым слоем сосновых игл, так что они не разбились. Только лишь Чу Ваньнин вспорол запястье веткой. Это была довольно серьезная рана. Кровь полилась на землю.
Мо Жань посмотрел на его рану. А затем впервые за все эти месяцы поднял глаза на него. Не прикрываясь и не прячась, он метался взглядом по лицу Чу Ваньнина.
Наконец он проговорил:
- Учитель, у вас кровь течет.
Тон его голоса был немного одеревенелым, но последующие слова в конечном итоге смягчили положение.
- В моем мешочке цянь-кунь есть лекарственная мазь и бинты, давайте перевяжу.
Они сидели посреди густого хвойного леса, воздух был наполнен нежным благоуханием сосен и кипарисов. Чу Ваньнин не проронил ни слова. Он смотрел, как Мо Жань, наклонив голову, молча перевязывает его… виток… еще виток.
Густые ресницы юноши немного дрожали, Чу Ваньнину было плохо видно его выражение лица. В какой-то момент он вдруг подумал, что вот сейчас наберется достаточно смелости и задаст всего один вопрос: "Мо Жань, ты правда, так ненавидишь меня?"
Но в этот момент ветер был слишком мягкий, а солнечные лучи такие теплые, в ветвях деревьев слышался стрекот и щебетание, он получил ранение руки и Мо Жань аккуратно держал ее, проверяя повязку. Все было так спокойно и мирно.
В конце концов он так и не смог произнести этот вопрос вслух. Он просто не мог разрушить эту тихую, спокойную величественную картину.
Он внезапно почувствовал, что ответ не так уж и важен. Важно, что в этой сцене сна, после смерти Ши Мей, его кровь, его раны все еще вопреки всему, могли вернуть Мо Жань хоть немного чувств, хоть пол цуня мягкости.
На следующий день, когда Чу Ваньнин проснулся, ему по-прежнему на мгновение казалось, что он все еще во сне.
Он лежал на кровати и ощущал ноющую боль в руке и немного тепла. Спустя какое то время он устало потер лицо. Ему вдруг показалось это забавным.
Его собственный сон, из-за чего ему снятся такие запутанные вещи?
Люди говорят, что то, о чем размышляешь днем, тебе снится ночью. Неужели он и правда заметил какая у Ши Мей изящная, прелестная внешность и затосковал в душе. И в конце концов дошло до того, что он сорвал свою злость во сне. Кто бы мог подумать, ему приснилось, что Ши Мей умер……
Действительно, чушь какая-то.
Он оделся и поднялся с постели. Быстро умылся, причесался и тут же осколки той сцены, приснившейся прошлой ночью, его сон как будто остался позади.
Сегодня деревенский староста хотел бы отбить рис (варят рис и отбивают вареную массу деревянными молотками) для няньгао*
*(новогоднее печенье ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D1%8F%D0%BD%D1%8C%...)
Няньгао у нижней границы мира совершенствующихся, непременное новогоднее блюдо. Его едят для того чтобы в новом году сопутствовала удача.
Из позднего риса и клейкого риса делали рисовую муку, это было основой блюда, накануне вечером все хорошо перетирали и перемешивали. Затем по традиции женщины и старики разводили большой огонь в очаге и долго варили в котле кашу из этой муки. И дальше процесс был довольно долгий и трудоемкий. Но помощь молодых и сильных мужчин там была не нужна. Поэтому Чу Ваньнин решил, что ничего страшного, если он встанет сегодня попозже и медленно пройдется.
Когда он пришел на поле, то увидел, что на подпорках посреди площадки для молотьбы стоит большой котел. Это в половину человеческого роста водонепроницаемая деревянная бочка, куда невзирая на горячий клокочущий пар, жена деревенского старосты, стоя на скамеечке, время от времени досыпала рисовую муку. Несколько детишек бегали и шумели вокруг это печи. Дети пекли на железном подносе себе то арахис, то батат, то початки кукурузы.
Полной неожиданностью для Чу Ваньнина было то, что Мо Жань видимо встал рано и помогал жене старосты присматривать за огнем. Какой то маленький ребенок радостно смеясь бегал рядом, неожиданно он упал, всхлипнул несколько раз, а затем разревелся в голос.
- Как же ты упал? – Мо Жань поднял его, тихонько отряхивая от глины. – Нигде не ударился?
- Рука… - плакала маленькая девочка, поднимая и показывая Мо Жань свой чумазый кулачок.
Мо Жань тут же подхватил ее на руки и понес к колодцу. Он поднял ведро чистой воды и дал ей умыть руки. Стоя довольно далеко от них, Чу Ваньнин не мог слышать, о чем он говорит с малышкой, однако она уже сдерживала слезы и тихонько всхлипывала. Через минуту она не плакала, а спустя еще немного времени, уже смеялась сквозь слезы. Он смотрел как Мо Жань вытирает слезы и сопли с маленького личика, как спокойно он щебечет и смешит малышку.
- ……………
Чу Ваньнин, стоя в стороне за поворотом, смотрел на него. Как он дурачится, смотрел как он несет обратно к очагу обнимающего его ребенка, как спокойно выкатывает из костра батат и аккуратно снимает шкурку, передавая его девочке в обе ручки.
Он просто смотрел.
Как будто видел, как провел эти пять лет Мо Вейюй.
- А, Учитель пришел?
- Да.
Он пришел очень давно. Чу Ваньнин подошел к Мо Жань и присел рядом. Какое то время он смотрел на трепещущее пламя под котлом, а затем спросил:
- Что здесь печется?
- Арахис, батат, кукуруза. – ответил Мо Жань, - Давайте я испеку вам конфету.
- ………..даже конфеты я могу приготовить?
- Учитель, в самом огне нельзя, но рядом нагреть можно. – Мо Жань рассмеялся, - давайте ка лучше я.
Тут же в кармане он нащупал молочную конфету, развернул ее от рисовой бумаги и зажав щипцами, поднес к пламени, немного поворачивая в стороны и сразу вытащил обратно. Он взял в руку получившуюся конфету:
- Шшш, горячо.
Улыбнувшись, он подул на нее и поднес к губам Чу Ваньнина.
- Попробуйте.
- ………………
Чу Ваньнин, естественно не привык, чтобы другой человек кормил его. Поэтому он взял в руку конфету, молочно-белую , немного растаявшую от жары, такую мягкую и пока он ее жевал, этот молочный вкус разливался у него во рту.
- Неплохо. Нагрей еще одну. – сказал Чу Ваньнин.
Мо Жань сразу приготовил следующую, Чу Ваньнин опять сам взял в руки и съел.
- Еще конфету.
- ………….
Мо Жань так приготовил штук восемь конфет. Когда дошло до девятой, к нему подбежал ребенок и сказал, что хочет достать и съесть батат. У Мо Жань были заняты руки, и он только и мог, что попросить Чу Ваньнина это сделать.
Чу Ваньнин взял другие щипцы и выбрал самый большой. Мо Жань мельком глянул:
- Этот положите обратно, возьмите тот, поменьше.
- Но большой лучше.
-Большой еще не готов. – ответил Мо Жань.
Чу Ваньнин возразил:
- А как ты знаешь, что не готов?
- Поверьте мне. Я постоянно готовил еду так на природе. Возьмите и отдайте маленький, он уже вкусный.
Чу Ваньнину только и оставалось, что поменять его на маленький. Этот мальчик, конечно, не знал с каким выдающимся человеком мира совершенствующихся, имеет дело, но увидев то, какой батат он хотел выбрать для него, подойдя поближе, тихо прошептал:
- Старший брат, я думал съесть тот, большой.
- Иди скажи это другому старшему брату – ответил Чу Ваньнин, - это он не позволяет тебе его съесть, говорит, что еще не готов.
Малыш тут же побежал спрашивать Мо Жань:
- Старший брат Мо Жань, я хочу съесть большой.
- Хочешь съесть большой, нужно подождать немного.
- А немного это сколько?
- Досчитай до ста.
- Я только умею до десяти….. – обиделся мальчишка.
Мо Жань рассмеялся:
- В таком случае ты наказан, будешь есть маленький.
Ничего не поделаешь, малыш тяжело вздохнул, ему оставалось только принять несправедливость судьбы, и он вяло ответил:
- Ну ладно, маленький так маленький.
Чу Ваньнин сразу же достал батат и стал очищать с него шкурку. Дело спорилось быстро, когда конфета в щипцах у Мо Жань почти расплавилась и стала совсем мягкой, как будто сейчас пропадет. Он боялся, что она совсем растает, когда взял ее в руку и протянул Чу Ваньнину:
- Учитель, давайте, откройте рот….
В руках у него все еще был батат и Чу Ваньнин не подумав, тут же приоткрыл губы. Мо Жань вложил ему между губ сладкую, подтаявшую молочную конфету. Грубые шершавые подушечки пальцев чуть коснулись уголков его рта. Чу Ваньнин вдруг опомнился, поняв, что он только что сделал, что съел конфету, которой накормил его ученик с руки, и кончики ушей его мгновенно покраснели.
- Сделать еще?
Чу Ваньнин немного закашлялся. К счастью, его лицо ярко озаряло пламя костра, и никто не увидел бы ничего странного на нем.
- Не надо.
Мо Жань рассмеялся:
- Я как раз накормил тебя последней. Больше молочных конфет не осталось.
Когда он так расслаблялся, то часто говорил просто и небрежно, нисколько не задумываясь над словами.
Поэтому, естественно, он сказал «накормил тебя», именно так. Но ученик ни в кем случае никогда не должен позволять себе так говорить с наставником. Эти два слова звучат слишком двусмысленно, как будто один чрезмерно избалованный, а другой доминирующий, сильный. Так хозяин животного «кормит» своего любимца или император «кормит» досыта своих жен и наложниц. Вплоть до того, что можно расширить смысл и понять, что «кормит» в кровати. Тот, кто находится сверху, победитель, доминирующий, употребляет свою горячую как кипяток плоть, чтобы «накормить» досыта того человека, который подобно самке, бессильно лежит под ним, стонет и скулит.
Чу Ваньнина на столько был погружен в значение этих грубых слов, что целую вечность не мог прийти в себя.
Рис в это время уже был готов и его выложили на доски. Вот сейчас наступило время физической работы. В деревне все здоровые и сильные мужчины желали взять в руки деревянную колотушку и как следует отбить рисовое тесто для приготовления няньгао. Староста так же протянул и Мо Жань обернутую марлей деревянню колотушку. Затем вторую он собирался дать Чу Ваньнину, но Мо Жань остановил его.
Он сказал с улыбкой:
- Староста, мой наставник никогда не делал подобную работу, он не сможет это сделать хорошо.
- …………….. – Чу Ваньнин , стоящий сбоку, промолчал.
Он был совсем не доволен и даже немного рассердился. Пусть он был человеком, только что вернувшимся в этот мир, но все же никто про него не мог сказать, что он что то «не сможет сделать хорошо», эти слова не могли быть связаны с ним.
Другие люди только и открывали рот для того, чтобы он вечно слушал их просьбы. Они всегда кланялись и умоляли: «Господин бессмертный, пожалуйста сделайте мне одолжение»
И теперь, когда он возродился, вдруг кто-то встает у него на пути, отодвигает его за спину и говорит «он не умеет, он не сделает хорошо».
Чу Ваньнин вышел из себя от гнева, про себя в мыслях он яростно щелкнул рукавами. Это ты сделаешь не хорошо!
Но ему надо сдержаться, надо сдержаться.
Потому что Мо Жань был прав, он действительно не сможет сделать это хорошо.
В конце концов они пошли за деревенским старостой к каменной ступке, в которую уже положили только что сваренную рисовую массу. От нее исходил густой горячий пар.
Мо Жань сказал:
- Учитель, тогда подождите немного пока я буду отбивать тесто, а вы после каждых трех ударов поможете мне его перевернуть. Будьте осторожны, не обожгите руки. И не спешите, не дайте мне себя ударить.
- …………………………… если ты сможешь попасть по мне молотком*, то этот даос тут же уйдет из культиваторов и отправится домой, землю пахать.
(Молоток означает так же и член* А староста дал именно колотушку, другое слово и другой иероглиф)
Мо Жань рассмеялся:
- Я всего лишь хотел сказать, что лучше перестраховаться….
Чу Ваньнин было неохота болтать впустую, тем более в стороне уже два человека приступили, и он не хотел отставать от них. Он подошел сбоку к каменной ступке и сказал:
- Давай уже.
Мо Жань тут же опустил деревянный молоток и одним ударом сразу глубоко погрузился в массу. Каждый раз, когда он бил по мягкой, горячей рисовой массе, попадал в нее как в ловушку, она оборачивалась вокруг молотка (члена). Так он ударил три раза. Затем поднял на Чу Ваньнина блестящие глаза и сказал:
- Учитель, переверни.
Чу Ваньнин , сразу же взял рисовую массу и перевернул ее. Мо Жань снова принялся взбивать ее молотом.
Повторив эти действия несколько раз, они очень хорошо вошли в ритм. Сначала Мо Жань бил три раза, затем приподнимал колотушку и Чу Ваньнин, подойдя ближе, сразу же аккуратно переворачивал рисовый ком другой стороной. И как только он убирал руки, Мо Жань тут же опять ударял. Взбивание массы для новогоднего печенья казалось делом простым, однако важно это делать правильно. Человек, который отбивает должен быть очень сильным физически, энергичным. Так повернутая бесчисленное множество раз, рисовая масса становится клейкой, клейкой и очень тянущейся, и только тогда можно считать работу законченной.
Таким образом они поработали не так долго. У Мо Жань совсем ни лицо не покраснело, ни сердце не выпрыгивало из груди, но крестьяне вокруг них уже немного начали уставать.
Грубыми голосами они принялись выкрикивать: раз, два три.. раз, два, три…, раз… громко отсчитывая ритм ударов молотка. Мо Жань решил, что в этом что то есть и так же приноровясь к их ритму, начал бить вместе со всеми в такт. Рисовая масса начала превращаться в клейкую. Люди, работавшие рядом, уже совсем запыхались, однако для Мо Жань это был пустяком. Улыбаясь стоящему напротив Чу Ваньнину, он говорил:
- Еще.
Чу Ваньнин незаметно посматривал на него. На лбу этого молодого мужчины выступил обильный пот, солнечные свет придавал ему цвет меда. Его губы были чуть приоткрыты, это было совсем непохоже на то, как грубо задыхается усталый человек, но его дыхание было немного тяжелым, грудь высоко поднималась и опускалась.
Увидев, что Чу Ваньнин смотрит на него, он остановился и задрав рукав, протер лицо. Пара глаз его сияла как ночные звезды. Он улыбнулся:
- В чем дело? У меня на лице прилип рис?
- Нет.
- Ну конечно….
Чу Ваньнин смотря на то, какой он горячий и потный, да к тому же скромно и с достоинством, соблюдая правила приличия, застегнутый полностью, до самого адамова яблока, пожалел его. Он спросил:
- Тебе не жарко?
Вчера он обвинял Мо Жань, что ему «холодно», сегодня опять спрашивает «не жарко», поистине Мо Жань было от чего прийти в замешательство. Ясно помня, что температура на улице не менялась уже два дня, он замер и через минуту ответил:
- Терпимо.
- Если жарко, разденься.
- Учителю не нравится, когда я раздет.
- ………….. тут душно, ты весь потный. Это еще более раздражает.
Раз уж он так сказал, Мо Жань сам сейчас же почувствовал какой он нестерпимо липкий. Он снял вайпао (верхний халат) и все остальное, кроме нижних штанов. И сложил все поблизости на камень. Чу Ваньнин мельком поглядывал на него и его сердце постепенно становилось все горячее. Он смотрел, как Мо Жань раздевается возле камня, обнажая широкие плечи, крепкие бицепсы. Когда он снял нательную рубаху, Чу Ваньнин почувствовал, будто в лицо ему ударил палящий зной. Мо Жань в самом деле под теплой одеждой сильно вспотел. Он был влажный , лоснился на солнце. Он так был похож на выпрыгнувшую из воды русалку, когда обернувшись назад, улыбнулся Чу Ваньнину. Этот человек был способен ослеплять своей красотой и заставлял сердце нестись вскачь.
- Господа бессмертные, вы хотите пить? – жена деревенского старосты с чаем обходила всех и наконец дошла до них.
Мо Жань вернулся к каменной ступке и сразу взялся за колотушку:
- Не надо, я еще не хочу. – улыбнувшись проговорил он.
Чья-то рука вытянулась и взяла с подноса одну чашку чая.
Под изумленными взглядам двух человек, Чу Ваньнин опрокинул чашку и одним глотком шумно выпил весь чай. Затем передал пустую чашку жене старосты и сказал:
- Еще одну, пожалуйста.
- ……. Учитель, вы так хотели пить?
Эти слова неизвестно куда кольнули и Чу Ваньнин неожиданно подняв голову, сверкая глазами настороженно проговорил:
- Пить?... нет, не хочу.
И опять опрокинул в себя целую чашку чая.
Мо Жань смотрел на него с недоумением. Когда это болезненное самоуважение Учителя дошло до того, что ему стало стыдно испытывать жажду?
Автор говорит:
Завтра канун Нового года, но обновления не перкращаются ~ даже во время весеннего фестиваля Однако последний день нового года, хлопотный, мы можем быть заняты многими вещами, может быть, я не успею обновить, пожалуйста, не принимайте близко к сердцу ага,~ краб (это спасибо на слэнге китайском)!
Маленький театр "день влюбленных".
Щенок: Что это за День влюблённых, все они хотят отнять мою еду, люди едят «собачий корм» ? (означает завидовать паре, когда ты одинок) Могут ли люди есть собачий корм? Все, отвалите от меня! Я укушу того, кто его съест!
Чу Ваньнин: Я не собираюсь это праздновать.
Ши Мей: (снимая театральный костюм на съемочной площадке и становясь совершенно незаметным, айдол Ши Мей достал коробку с фаст фудом и от гнева выкатывает глаза) Хватит, если я действительно захочу кого нибудь найти, чтобы праздновать день влюбленных, то , конечно вы все сразу же захотите со мной встречаться и пробудете со мной вплоть до Цинмин (через полгода, праздник поминовения мертвых) , по моему это понятно.
Сюэ Мэн: Я думал об этом, но не думаю, что кто-то достаточно хорош для меня, что я могу поделать? Мне тоже грустно.
Наньгун Сы: любовь к собакам – обязанность каждого, бойкотируем День влюблённых и защищаем Наобайцзинь, начиная с меня.
Мэй Хансю: Продаю презервативы, продаю презервативы, воздушные невидимые презервативы, пробы сразу же на месте.
Е Ванси: Уважаемый господин, прошу прощения. Приглашаю вас сотрудничать с нами . С прошлой недели управление непрерывно получает по 15 звонков в день, с жалобами на то, что вы продаете то, чего нет. Пожалуйста пройдемте со мной.
140. Учитель, переверни.
NIoCHEM1
| воскресенье, 05 июля 2020