Lapsa1
читать дальше
Глава 248. Гора Лунсюэ. Забыл
Понимая, что у него нет другого выбора, Чу Ваньнин наконец накинул на плечи свой толстый плащ на лисьем меху, взяла зонтик из промасленной бумаги и отправился в зал Ушань.
Внутри зала между переплетенных серебряных лоз, горели медные светильники издавая яркое сияние. Девяносто девять зажженных ламп создавали эффект света и тени, похожего на млечный путь, освещая весь зал Ушань во всем его великолепии. Стоящие на страже и слуги уже не видевшие ничего необычного в том, что наставник Чу прислуживает в постели, при виде его расступались, и приветствовали, опустив взгляды. Чу Ваньнин с бесстрастным выражением лица прошел по боковому коридору и направился к задней части зала, где располагались покои для отдыха. Дойдя до резных покрытых красным лаком дверей, он протянул руку и распахнул их.
Внутри было очень тепло, в отличие от холодного дождя снаружи. В нос ударил сильный запах алкоголя. Мо Жань томно раскинулся на плетеной тахте, в белых как нефрит пальцах он сжимал кувшин из красной глины, потягивая вино.
— Ты пришел.
— ….
— Садись.
Чу Ваньнин подошел к самой дальней бамбуковой циновке, сел и закрыл глаза.
Мо Жань не настаивал, чтобы он приблизился. Он уже был достаточно пьян, его бледное лицо слегка покраснело. В окосевших глазах черный цвет переходил в фиолетовый, в зрачках вспыхивали мелкие искры. Скучающе сделав глоток, Мо Жань, запрокинув голову посмотрел на украшенную резьбой в виде феникса балку, его пальцы легонько барабанили по колену.
Внезапно он спросил:
— Ты еще умеешь делать чаошоу?
Ресницы Чу Ваньнина чуть дрогнули, однако, в итоге он ответил:
— Не умею.
Мо Жань не унимался:
— Ты готовил. В тот год… когда он ушел.
— Я плохо готовлю. – на лице Чу Ваньнина ничего не отразилось, — Ты правильно сказал, конечно, это была лишь жалкая подделка.
Мо Жань прищурился:
— Ты запомнил это и затаил вражду по отношению к этому достопочтенному?
— Нет.
— Тогда, что если этот достопочтенный прикажет тебе приготовить порцию?
Чу Ваньнин ничего не сказал, блеск в глазах Мо Жань разгорался сильнее. Он в упор посмотрел на него:
— Я спросил тебя. Если я захочу, чтобы ты сейчас приготовил порцию, ты исполнишь или не пожелаешь.
— Допустим я приготовлю, — Чу Ваньнин наконец то открыл глаза, холодно и равнодушно он посмотрел на Мо Жань, — Ты собираешься это есть?
Не придумав, чем ответить на этот каверзный вопрос, Мо Жань вдруг покраснел еще больше, возможно из-за винных паров или гнева. Одним словом, в душе он почувствовал недоумение, и на краткий миг растерялся. По этой причине он, стиснув зубы, раздраженно смахнул посуду со стола, разлив повсюду превосходное грушевое вино.
Мо Жань встал со свирепым видом, его фигура напоминала гору. Он перешагнул через осколки, широкими шагами подошел к Чу Ваньнину и схватил его за грудки.
— И ты и Сун Цютун, — Тасянь Цзюнь заскрежетал зубами, — Вы все вместе сегодня напрашиваетесь на неприятности от этого достопочтенного.
Отпустив Чу Ваньнина, он словно гриф принялся расхаживать на одном месте взад-вперед...
Внезапно остановился.
Пристально уставившись на Чу Ваньнина он спросил:
— Когда ты учил меня этой фразе «Читая это письмо, считай, что видишь меня лично, мое счастливое лицо»?
Сейчас Тасянь Цзюнь уже был полупьян, в его речах не было много смысла, он говорил то, что первое пришло на ум.
— Почему я совсем не помню этого?
Холодное как лед запястье схватила большая рука, Мо Жань потянул его за собой, подтаскивая к письменному столу. Расправлена бумага, развернуты свитки из стопки.
— Покажи, как писать. Научи меня снова. – сказал Мо Жань.
У Чу Ваньнина с самого начала была небольшая температура, от подобного обращения он разозлился, ему было душно. Покраснев, он начал кашлять.
Мо Жань насильно сунул ему в руку перо, мрачно и быстро проговорив:
— Пиши.
В нетерпении добавив:
— Быстрее.
Духовное ядро Чу Ваньнина в схватке между учителем и учеником было уничтожено, его здоровье всегда было плохим и сейчас он все кашлял и кашлял, пока из горла не пошла кровавая пена…
Увидев это, Мо Жань замер, уставившись на капли крови, он медленно ослабил руку.
— Это просто обмен приветственными любезностями в письме, какой в этом может быть смысл. – Наконец Чу Ваньнин перестал кашлять. Тяжело дыша, он достал платок, стирая капли крови с губ.
Он поднял глаза и, выровняв дыхание, посмотрел на Мо Жань :
— Раньше ты так начинал каждое письмо. Однако, боюсь, ты слишком долго не брался за перо, вот и забыл.
— Я… писал письма? – Черные как смоль глаза Мо Жань уставились на него, — Кому писал? – он почти злился, — Кому я писал письма? В этом мире мне было кому писать письма? Это выдумки… выдумки.. полная чушь!
Когда Мо Жань устало и расстроенно выкрикивал эти слова, его глаза сияли странным ярким светом.
Чу Ваньнин в этот момент смутно ощутил, что в этом было что-то ненормальное. Однако в то время, он был уверен в том, что Мо Жань пьян и от того у него плохо с памятью. Поэтому он лишь нахмурился и ничего не ответил.
В библиотеке дворца Ушань имелся ящик с письмами, вся переписка Пика Сышэн была собрана в мешке цянь кунь и заперта в этом ящике, это был архив. Мо Жань как дикий зверь, посаженный в клетку, в растерянности кружа вокруг стола, вдруг вспомнил о существовании этого ящика с письмами. Достав этот покрытый пылью ящик, он принялся перебирать в нем ветхие конверты.
Все это в основном было написано учащимися школы и разложено в соответствии с тем у какого старейшины обучался человек. Больше половины писавших письма уже были убиты Мо Жань в тот год во время мятежа. Из всех, учеников старейшины Юйхена, было меньше всего, всего три человека, поэтому их письма найти было очень легко. Мо Жань быстро просмотрел толстую стопку писем.
Трепеща, он раскрыл их.
Все верно, это его почерк. Слабо, немного криво, однако написано было с большим старанием. Просматривая распечатанные письма, каждое сверху начиналось с «Читая это письмо, считай, что видишь меня лично, мое счастливое лицо».
Все письма, до единого.
У Мо Жань затряслись руки, в его глазах заплясали неясные блики.
---------------
«Мама, читая это письмо, считай, что видишь меня лично, мое счастливое лицо.»
«Старшая сестра Сюнь, читая это письмо, считай, что видишь меня лично, мое счастливое лицо.»
Эти давно забытые обращения заставляли его дрожать от ужаса, ему стало страшно. Его зрачки сузились, темная туча набежала на его красивое лицо.
Чу Ваньнин, стоящий рядом, в начале не обращая внимания, но чем дальше, тем больше вид Мо Жань заставлял его ощущать какую-то ненормальность…. Он не мог отвести взгляда от стоящего перед столом, судорожно ворошащего старые письма с почти безумным видом, человека.
Слабый страх высунул свой клюв и тихо постучался в сердце Чу Ваньнина.
Что-то в этом было не так.
Он медленно подошел, глядя на Мо Жань с письмами, на его недоумевающий безумный вид, сердце забилось сильнее.
…… что тут не так?
— Моя мать уже умерла…— неожиданное бормотание вырвалось изо рта Мо Жань. Он поднял взгляд на Чу Ваньнина, — Зачем я писал ей письма?
Пока Чу Ваньнин следил за каждым его движением, страх в его сердце проклевывался все сильнее, похоже, словно ветер, провонявший мясом и кровавый дождь из мрака вот— вот появятся из скорлупы.
Сгустились черные тучи.
Забыть такое распространенное приветствие как «читая это письмо, считай, что видишь меня лично» это уже очень странно, но, однако не невозможно.
Но забыть, что ты сам написал столько писем, это уже другое, это уже действительно — слишком странно.
Мо Жань по-прежнему разворачивал их:
— Видишь меня лично, мое счастливое лицо…. видишь меня лично, мое счастливое лицо…. – глаза из черных становились фиолетовыми., в зрачках отражалось нечто мучительное и противоречивое.
Действительно, казалось, не хватает какой-то важной части воспоминаний.
В ушах словно раздался звук трескающейся скорлупы.
Чу Ваньнин затаил дыхание, его спина онемела. В библиотеке, кроме них, не было ни одного человека. В этой мертвой тишине Чу Ваньнин еле двигая губами проговорил:
— Как это возможно, что ты этого не помнишь? Ты же сам когда-то говорил, что пусть твоя мама и не получит этих писем, ты все равно хочешь написать их ей.
Мо Жань резко поднял голову.
Чу Ваньнин лишь чувствовал, как его кровь понемногу леденеет, и дыхание замерзает.
— Самое первое, что ты научился писать, это было не твое имя.
Сердце Мо Жань заколотилось, он прошептал:
— А что?
— Первое, что ты попросил меня научить тебя написать, это было слово «мама».
Снаружи сверкали молнии, гремел гром, заунывно завывал ветер, словно бесчисленные призрачные когти стучали по окнам, сотрясая оконную бумагу и деревянные рамы.
Вспышка молнии залила все синим светом.
Тасянь Цзюнь бормотал:
-…. Действительно ты учил меня? …почему я совсем этого не помню…. Совсем не помню.
Ветер гнул шелестящие деревья, колыхались тени, на горе, во дворе было полным-полно приведений. Неупокоиных душ.
Лицо Чу Ваньнина мертвенно побелело, когда он, уставился на Мо Жань острым соколиным взглядом:
— Ты совсем этого не помнишь?
В его сердце забили барабаны.
После нескольких мгновений молчания ему ответил Мо Жань, почти растерянно риторическим вопросом:
— Помню что?
Барабаны остановились.
Этот мелкий клюв страха наконец пробил скорлупу, небеса раскололись и ужасная мысль стремительным потоком бурля, устремилась наружу к единственному трезвомыслящему человеку в этой комнате, накатывая на него как огромная волна!
Кожа на голове Чу Ваньнина онемела …. Он не помнил? Как он мог это не помнить?!
Когда-то Мо Жань сказал, что хочет собственноручно писать письма матери, он написал их и запечатал больше трехсот. Он говорил, что хочет набрать тысячу этих конвертов, а затем в день поминания умерших – сжечь, сжечь их для загробного мира, для мамы*….
*таким образом передаются не только бумажные деньги, но и любые другие вещи на тот свет
Больше трехсот писем, как можно их так легко забыть!
Его губы задрожали, его вдруг посетила ужасная догадка. Он глухо произнес?
— Ты… помнишь или нет, что ты сказал, когда первый раз увидел Тяньвэнь?
— Я что-то говорил? — ответил Мо Жань, — Это было так давно, как я могу это ясно помнить?
— Ты сказал, что тоже хочешь такое же непревзойденное божественное оружие, — сказал Чу Ваньнин, — Ты тоже хотел владеть Тяньвэнь…
Когда этот пьяный человек произносил вопрос, в глазах его отражалась насмешка:
— Для чего я хотел Тяньвэнь? Чтобы убивать или допрашивать?
— Дождевые черви, — прошептал Чу Ваньнин.
Тогда, в павильоне Алого лотоса, нежный, еще совсем зеленый юноша, с улыбкой, держа зонтик из промасленной бумаги, говорил ему:
— Для того, чтобы спасти дождевых червей.
Однако сейчас, Тасянь Цзюнь прищурив свирепые, как у хищника, глаза, оказывается совсем не понял его:
— Какие дождевые черви?
Снаружи раздался раскат грома, фиолетовая вспышка пронзила ночь.
Раздался грохот.
Чу Ваньнин сжал губы, его карие глаза дернулись, зрачки сжались.
Проникающий до костей холод.
В тот вечер Мо Жань ничего больше не сделал с Чу Ваньнином. Он пил, действительно много выпил, в оцепенении перебирая эти письма.
Снова и снова, лежа ничком на столе, Мо Жань засыпая, все продолжал бормотать:
— Что за дождевые черви? …. Нет дождевых червей….
Вдруг неистовый ветер распахнул окно, грохот разнесся эхом. Горный ветер с дождем ворвался внутрь, погасив стоящую на столике масляную лампу.
В комнате внезапно стало темно.
Чу Ваньнин стояла рядом с Мо Жанем, его губы заледенели, он, опустив голову, смотрел на спящего мужчину. В голове неясная мысль становилась все более явной и отчетливой – Мо Жань по какой-то причине не мог вспомнить разные события? Почему он так избирательно выкинул из памяти именно чистые и ясные прошлые события?
Потому что был пьян? Случайно? Или все-таки что-то специально стерло из его души добрые помыслы.
Лежащий ничком на столе и крепко спавший Тасянь Цзюнь тихо прошептал:
— Холодно….
Кровь в Чу Ваньнине застыла, все тело онемело, услышав, что Мо Жань сказал о холоде, он бездумно сразу подошел к окну.
Подняв руку, он закрыл створку окна, отгородившись от ветра и дождя снаружи.
Покончив с этим, Чу Ваньнин, однако не отошел. С гулко стучащим сердцем он прислонился лбом к вырезанному на ставне узору в виде оленя, пальцы рук побелели.
Долго простояв так, он медленно достал из-за отворота воротника мятый талисман.
Амулет парящего дракона.
У него уже не было духовного ядра и Мо Жань считал, что он был совершенно не способен применять заклинания, поэтому эти бумажные амулеты он и не потрудился у него отбирать.
На самом деле, действительно, Мо Жань был прав. Чу Ваньнин прокусил себе кончик пальца и капнул около десяти капель крови, которые почти все впитались, на бумажный амулет парящего дракона, после чего мелкий дракончик вяло вышел наружу.
Все его тело испускало слабое свечение, он с трудом поднял голову:
— Аааа… Чу Ваньнин… давно не виделись….
Маленький дракончик с трудом стоял на ногах, драконьи лапы с бумаги шагнули на стол и тут же с глухим треском он рухнул обратно на бумагу. Он с некоторой обидой в растерянности произнес:
— Ты почему так долго не призывал этого достопочтенного? Почему дал так мало духовных сил этому достопочтенному… уу, на самом деле эта духовная сила… вообще никакая не сила… что с тобой?
— Это долгая история, не буду сейчас об этом говорить, — Чу Ваньнин тихонько взял его в руку и поставил себе на ладонь, — Прошу тебя, помоги мне в одном деле.
— Ага, когда что-то надо, так Чжунли Чунь, а если нет, то Ся Инчунь*. – вздохнул маленький дракончик. Но он был тесно духовно связан с Чу Ваньнином, поэтому у него даже не было сил жаловаться, он пролепетал, — Ну, говори, что на этот раз хочешь, чтобы этот достопочтенный для тебя сделал?
* Чжунли Чунь и Ся Инчунь были наложницами правителя царства Ци, Сюань Ван. Первая была уродлива, но умна, а вторая красивая и глупая. Когда правителю требовалась помощь в управлении страной, он шел к первой, когда все было спокойно, развлекался со второй.
Чу Ваньнин поднял его и опустил на висок спящего Мо Жань.
После этого его пальцы сжались в кулаки, с силой впились в ладони. Чу Ваньнин с самого начала выглядел болезненно, сейчас же его лицо стало совсем безжизненно серым:
— Иди и очень тщательно постарайся обследовать его тело, проверь, есть ли там заклинания, которых не должно быть.
Ведь действительно, в самом деле, не мог тот славный, кроткий, даже дождевого червя не желающий бросить на погибель, юноша, в итоге превратиться в демона.
Неужели у него, как его Учителя, не было ни капли сомнения?
Он видел, как его ученик на его глазах убивает Сюэ Чженъюна, госпожу Ван, убивает Цзян Си, Е Ванси.
До конца истребляет школу Жуфэн.
Идет буквально по костям.
Он видел, как Мо Жань убивал, видел руки Мо Жань все в крови, его лицо, все тело полностью забрызганное кровью, стоит посреди кучи мертвецов и обернувшись, злобно усмехается.
Кроме скорби, неужели он не чувствовал нечто странное?
Мо Жань изначально был не таким человеком.
Однако, когда маленький бумажный дракон изо всех сил для Чу Ваньнина сверху на письме самозабвенно вкривь и вкось начал рисовать очертания заклинания несмотря на то, что он внутренне был к этому уже готов, Чу Ваньнин был потрясен.
Секретный заговор на горячую любовь.
На Мо Жань был действительно секретный заговор на горячую любовь?!!
После того, как маленький дракончик нарисовал последнюю черту, он тут же утратил все силы и превратившись в струйку голубого дыма опять исчез в амулете парящего дракона. Чу Ваньнин тут же схватил и расправил тот небольшой листок. Казалось, словно камнепад обрушился в его голове, сокрушив его.
Он действительно смог с трудом успокоиться и после того, как снова вгляделся в нарисованное, он обнаружил, что этот секретный заговор на горячую любовь изображен неправильно…
Он с удивлением понял, что правая и левая стороны поменяны местами.
Глава 248. Гора Лунсюэ. Забыл
Понимая, что у него нет другого выбора, Чу Ваньнин наконец накинул на плечи свой толстый плащ на лисьем меху, взяла зонтик из промасленной бумаги и отправился в зал Ушань.
Внутри зала между переплетенных серебряных лоз, горели медные светильники издавая яркое сияние. Девяносто девять зажженных ламп создавали эффект света и тени, похожего на млечный путь, освещая весь зал Ушань во всем его великолепии. Стоящие на страже и слуги уже не видевшие ничего необычного в том, что наставник Чу прислуживает в постели, при виде его расступались, и приветствовали, опустив взгляды. Чу Ваньнин с бесстрастным выражением лица прошел по боковому коридору и направился к задней части зала, где располагались покои для отдыха. Дойдя до резных покрытых красным лаком дверей, он протянул руку и распахнул их.
Внутри было очень тепло, в отличие от холодного дождя снаружи. В нос ударил сильный запах алкоголя. Мо Жань томно раскинулся на плетеной тахте, в белых как нефрит пальцах он сжимал кувшин из красной глины, потягивая вино.
— Ты пришел.
— ….
— Садись.
Чу Ваньнин подошел к самой дальней бамбуковой циновке, сел и закрыл глаза.
Мо Жань не настаивал, чтобы он приблизился. Он уже был достаточно пьян, его бледное лицо слегка покраснело. В окосевших глазах черный цвет переходил в фиолетовый, в зрачках вспыхивали мелкие искры. Скучающе сделав глоток, Мо Жань, запрокинув голову посмотрел на украшенную резьбой в виде феникса балку, его пальцы легонько барабанили по колену.
Внезапно он спросил:
— Ты еще умеешь делать чаошоу?
Ресницы Чу Ваньнина чуть дрогнули, однако, в итоге он ответил:
— Не умею.
Мо Жань не унимался:
— Ты готовил. В тот год… когда он ушел.
— Я плохо готовлю. – на лице Чу Ваньнина ничего не отразилось, — Ты правильно сказал, конечно, это была лишь жалкая подделка.
Мо Жань прищурился:
— Ты запомнил это и затаил вражду по отношению к этому достопочтенному?
— Нет.
— Тогда, что если этот достопочтенный прикажет тебе приготовить порцию?
Чу Ваньнин ничего не сказал, блеск в глазах Мо Жань разгорался сильнее. Он в упор посмотрел на него:
— Я спросил тебя. Если я захочу, чтобы ты сейчас приготовил порцию, ты исполнишь или не пожелаешь.
— Допустим я приготовлю, — Чу Ваньнин наконец то открыл глаза, холодно и равнодушно он посмотрел на Мо Жань, — Ты собираешься это есть?
Не придумав, чем ответить на этот каверзный вопрос, Мо Жань вдруг покраснел еще больше, возможно из-за винных паров или гнева. Одним словом, в душе он почувствовал недоумение, и на краткий миг растерялся. По этой причине он, стиснув зубы, раздраженно смахнул посуду со стола, разлив повсюду превосходное грушевое вино.
Мо Жань встал со свирепым видом, его фигура напоминала гору. Он перешагнул через осколки, широкими шагами подошел к Чу Ваньнину и схватил его за грудки.
— И ты и Сун Цютун, — Тасянь Цзюнь заскрежетал зубами, — Вы все вместе сегодня напрашиваетесь на неприятности от этого достопочтенного.
Отпустив Чу Ваньнина, он словно гриф принялся расхаживать на одном месте взад-вперед...
Внезапно остановился.
Пристально уставившись на Чу Ваньнина он спросил:
— Когда ты учил меня этой фразе «Читая это письмо, считай, что видишь меня лично, мое счастливое лицо»?
Сейчас Тасянь Цзюнь уже был полупьян, в его речах не было много смысла, он говорил то, что первое пришло на ум.
— Почему я совсем не помню этого?
Холодное как лед запястье схватила большая рука, Мо Жань потянул его за собой, подтаскивая к письменному столу. Расправлена бумага, развернуты свитки из стопки.
— Покажи, как писать. Научи меня снова. – сказал Мо Жань.
У Чу Ваньнина с самого начала была небольшая температура, от подобного обращения он разозлился, ему было душно. Покраснев, он начал кашлять.
Мо Жань насильно сунул ему в руку перо, мрачно и быстро проговорив:
— Пиши.
В нетерпении добавив:
— Быстрее.
Духовное ядро Чу Ваньнина в схватке между учителем и учеником было уничтожено, его здоровье всегда было плохим и сейчас он все кашлял и кашлял, пока из горла не пошла кровавая пена…
Увидев это, Мо Жань замер, уставившись на капли крови, он медленно ослабил руку.
— Это просто обмен приветственными любезностями в письме, какой в этом может быть смысл. – Наконец Чу Ваньнин перестал кашлять. Тяжело дыша, он достал платок, стирая капли крови с губ.
Он поднял глаза и, выровняв дыхание, посмотрел на Мо Жань :
— Раньше ты так начинал каждое письмо. Однако, боюсь, ты слишком долго не брался за перо, вот и забыл.
— Я… писал письма? – Черные как смоль глаза Мо Жань уставились на него, — Кому писал? – он почти злился, — Кому я писал письма? В этом мире мне было кому писать письма? Это выдумки… выдумки.. полная чушь!
Когда Мо Жань устало и расстроенно выкрикивал эти слова, его глаза сияли странным ярким светом.
Чу Ваньнин в этот момент смутно ощутил, что в этом было что-то ненормальное. Однако в то время, он был уверен в том, что Мо Жань пьян и от того у него плохо с памятью. Поэтому он лишь нахмурился и ничего не ответил.
В библиотеке дворца Ушань имелся ящик с письмами, вся переписка Пика Сышэн была собрана в мешке цянь кунь и заперта в этом ящике, это был архив. Мо Жань как дикий зверь, посаженный в клетку, в растерянности кружа вокруг стола, вдруг вспомнил о существовании этого ящика с письмами. Достав этот покрытый пылью ящик, он принялся перебирать в нем ветхие конверты.
Все это в основном было написано учащимися школы и разложено в соответствии с тем у какого старейшины обучался человек. Больше половины писавших письма уже были убиты Мо Жань в тот год во время мятежа. Из всех, учеников старейшины Юйхена, было меньше всего, всего три человека, поэтому их письма найти было очень легко. Мо Жань быстро просмотрел толстую стопку писем.
Трепеща, он раскрыл их.
Все верно, это его почерк. Слабо, немного криво, однако написано было с большим старанием. Просматривая распечатанные письма, каждое сверху начиналось с «Читая это письмо, считай, что видишь меня лично, мое счастливое лицо».
Все письма, до единого.
У Мо Жань затряслись руки, в его глазах заплясали неясные блики.
---------------
«Мама, читая это письмо, считай, что видишь меня лично, мое счастливое лицо.»
«Старшая сестра Сюнь, читая это письмо, считай, что видишь меня лично, мое счастливое лицо.»
Эти давно забытые обращения заставляли его дрожать от ужаса, ему стало страшно. Его зрачки сузились, темная туча набежала на его красивое лицо.
Чу Ваньнин, стоящий рядом, в начале не обращая внимания, но чем дальше, тем больше вид Мо Жань заставлял его ощущать какую-то ненормальность…. Он не мог отвести взгляда от стоящего перед столом, судорожно ворошащего старые письма с почти безумным видом, человека.
Слабый страх высунул свой клюв и тихо постучался в сердце Чу Ваньнина.
Что-то в этом было не так.
Он медленно подошел, глядя на Мо Жань с письмами, на его недоумевающий безумный вид, сердце забилось сильнее.
…… что тут не так?
— Моя мать уже умерла…— неожиданное бормотание вырвалось изо рта Мо Жань. Он поднял взгляд на Чу Ваньнина, — Зачем я писал ей письма?
Пока Чу Ваньнин следил за каждым его движением, страх в его сердце проклевывался все сильнее, похоже, словно ветер, провонявший мясом и кровавый дождь из мрака вот— вот появятся из скорлупы.
Сгустились черные тучи.
Забыть такое распространенное приветствие как «читая это письмо, считай, что видишь меня лично» это уже очень странно, но, однако не невозможно.
Но забыть, что ты сам написал столько писем, это уже другое, это уже действительно — слишком странно.
Мо Жань по-прежнему разворачивал их:
— Видишь меня лично, мое счастливое лицо…. видишь меня лично, мое счастливое лицо…. – глаза из черных становились фиолетовыми., в зрачках отражалось нечто мучительное и противоречивое.
Действительно, казалось, не хватает какой-то важной части воспоминаний.
В ушах словно раздался звук трескающейся скорлупы.
Чу Ваньнин затаил дыхание, его спина онемела. В библиотеке, кроме них, не было ни одного человека. В этой мертвой тишине Чу Ваньнин еле двигая губами проговорил:
— Как это возможно, что ты этого не помнишь? Ты же сам когда-то говорил, что пусть твоя мама и не получит этих писем, ты все равно хочешь написать их ей.
Мо Жань резко поднял голову.
Чу Ваньнин лишь чувствовал, как его кровь понемногу леденеет, и дыхание замерзает.
— Самое первое, что ты научился писать, это было не твое имя.
Сердце Мо Жань заколотилось, он прошептал:
— А что?
— Первое, что ты попросил меня научить тебя написать, это было слово «мама».
Снаружи сверкали молнии, гремел гром, заунывно завывал ветер, словно бесчисленные призрачные когти стучали по окнам, сотрясая оконную бумагу и деревянные рамы.
Вспышка молнии залила все синим светом.
Тасянь Цзюнь бормотал:
-…. Действительно ты учил меня? …почему я совсем этого не помню…. Совсем не помню.
Ветер гнул шелестящие деревья, колыхались тени, на горе, во дворе было полным-полно приведений. Неупокоиных душ.
Лицо Чу Ваньнина мертвенно побелело, когда он, уставился на Мо Жань острым соколиным взглядом:
— Ты совсем этого не помнишь?
В его сердце забили барабаны.
После нескольких мгновений молчания ему ответил Мо Жань, почти растерянно риторическим вопросом:
— Помню что?
Барабаны остановились.
Этот мелкий клюв страха наконец пробил скорлупу, небеса раскололись и ужасная мысль стремительным потоком бурля, устремилась наружу к единственному трезвомыслящему человеку в этой комнате, накатывая на него как огромная волна!
Кожа на голове Чу Ваньнина онемела …. Он не помнил? Как он мог это не помнить?!
Когда-то Мо Жань сказал, что хочет собственноручно писать письма матери, он написал их и запечатал больше трехсот. Он говорил, что хочет набрать тысячу этих конвертов, а затем в день поминания умерших – сжечь, сжечь их для загробного мира, для мамы*….
*таким образом передаются не только бумажные деньги, но и любые другие вещи на тот свет
Больше трехсот писем, как можно их так легко забыть!
Его губы задрожали, его вдруг посетила ужасная догадка. Он глухо произнес?
— Ты… помнишь или нет, что ты сказал, когда первый раз увидел Тяньвэнь?
— Я что-то говорил? — ответил Мо Жань, — Это было так давно, как я могу это ясно помнить?
— Ты сказал, что тоже хочешь такое же непревзойденное божественное оружие, — сказал Чу Ваньнин, — Ты тоже хотел владеть Тяньвэнь…
Когда этот пьяный человек произносил вопрос, в глазах его отражалась насмешка:
— Для чего я хотел Тяньвэнь? Чтобы убивать или допрашивать?
— Дождевые черви, — прошептал Чу Ваньнин.
Тогда, в павильоне Алого лотоса, нежный, еще совсем зеленый юноша, с улыбкой, держа зонтик из промасленной бумаги, говорил ему:
— Для того, чтобы спасти дождевых червей.
Однако сейчас, Тасянь Цзюнь прищурив свирепые, как у хищника, глаза, оказывается совсем не понял его:
— Какие дождевые черви?
Снаружи раздался раскат грома, фиолетовая вспышка пронзила ночь.
Раздался грохот.
Чу Ваньнин сжал губы, его карие глаза дернулись, зрачки сжались.
Проникающий до костей холод.
В тот вечер Мо Жань ничего больше не сделал с Чу Ваньнином. Он пил, действительно много выпил, в оцепенении перебирая эти письма.
Снова и снова, лежа ничком на столе, Мо Жань засыпая, все продолжал бормотать:
— Что за дождевые черви? …. Нет дождевых червей….
Вдруг неистовый ветер распахнул окно, грохот разнесся эхом. Горный ветер с дождем ворвался внутрь, погасив стоящую на столике масляную лампу.
В комнате внезапно стало темно.
Чу Ваньнин стояла рядом с Мо Жанем, его губы заледенели, он, опустив голову, смотрел на спящего мужчину. В голове неясная мысль становилась все более явной и отчетливой – Мо Жань по какой-то причине не мог вспомнить разные события? Почему он так избирательно выкинул из памяти именно чистые и ясные прошлые события?
Потому что был пьян? Случайно? Или все-таки что-то специально стерло из его души добрые помыслы.
Лежащий ничком на столе и крепко спавший Тасянь Цзюнь тихо прошептал:
— Холодно….
Кровь в Чу Ваньнине застыла, все тело онемело, услышав, что Мо Жань сказал о холоде, он бездумно сразу подошел к окну.
Подняв руку, он закрыл створку окна, отгородившись от ветра и дождя снаружи.
Покончив с этим, Чу Ваньнин, однако не отошел. С гулко стучащим сердцем он прислонился лбом к вырезанному на ставне узору в виде оленя, пальцы рук побелели.
Долго простояв так, он медленно достал из-за отворота воротника мятый талисман.
Амулет парящего дракона.
У него уже не было духовного ядра и Мо Жань считал, что он был совершенно не способен применять заклинания, поэтому эти бумажные амулеты он и не потрудился у него отбирать.
На самом деле, действительно, Мо Жань был прав. Чу Ваньнин прокусил себе кончик пальца и капнул около десяти капель крови, которые почти все впитались, на бумажный амулет парящего дракона, после чего мелкий дракончик вяло вышел наружу.
Все его тело испускало слабое свечение, он с трудом поднял голову:
— Аааа… Чу Ваньнин… давно не виделись….
Маленький дракончик с трудом стоял на ногах, драконьи лапы с бумаги шагнули на стол и тут же с глухим треском он рухнул обратно на бумагу. Он с некоторой обидой в растерянности произнес:
— Ты почему так долго не призывал этого достопочтенного? Почему дал так мало духовных сил этому достопочтенному… уу, на самом деле эта духовная сила… вообще никакая не сила… что с тобой?
— Это долгая история, не буду сейчас об этом говорить, — Чу Ваньнин тихонько взял его в руку и поставил себе на ладонь, — Прошу тебя, помоги мне в одном деле.
— Ага, когда что-то надо, так Чжунли Чунь, а если нет, то Ся Инчунь*. – вздохнул маленький дракончик. Но он был тесно духовно связан с Чу Ваньнином, поэтому у него даже не было сил жаловаться, он пролепетал, — Ну, говори, что на этот раз хочешь, чтобы этот достопочтенный для тебя сделал?
* Чжунли Чунь и Ся Инчунь были наложницами правителя царства Ци, Сюань Ван. Первая была уродлива, но умна, а вторая красивая и глупая. Когда правителю требовалась помощь в управлении страной, он шел к первой, когда все было спокойно, развлекался со второй.
Чу Ваньнин поднял его и опустил на висок спящего Мо Жань.
После этого его пальцы сжались в кулаки, с силой впились в ладони. Чу Ваньнин с самого начала выглядел болезненно, сейчас же его лицо стало совсем безжизненно серым:
— Иди и очень тщательно постарайся обследовать его тело, проверь, есть ли там заклинания, которых не должно быть.
Ведь действительно, в самом деле, не мог тот славный, кроткий, даже дождевого червя не желающий бросить на погибель, юноша, в итоге превратиться в демона.
Неужели у него, как его Учителя, не было ни капли сомнения?
Он видел, как его ученик на его глазах убивает Сюэ Чженъюна, госпожу Ван, убивает Цзян Си, Е Ванси.
До конца истребляет школу Жуфэн.
Идет буквально по костям.
Он видел, как Мо Жань убивал, видел руки Мо Жань все в крови, его лицо, все тело полностью забрызганное кровью, стоит посреди кучи мертвецов и обернувшись, злобно усмехается.
Кроме скорби, неужели он не чувствовал нечто странное?
Мо Жань изначально был не таким человеком.
Однако, когда маленький бумажный дракон изо всех сил для Чу Ваньнина сверху на письме самозабвенно вкривь и вкось начал рисовать очертания заклинания несмотря на то, что он внутренне был к этому уже готов, Чу Ваньнин был потрясен.
Секретный заговор на горячую любовь.
На Мо Жань был действительно секретный заговор на горячую любовь?!!
После того, как маленький дракончик нарисовал последнюю черту, он тут же утратил все силы и превратившись в струйку голубого дыма опять исчез в амулете парящего дракона. Чу Ваньнин тут же схватил и расправил тот небольшой листок. Казалось, словно камнепад обрушился в его голове, сокрушив его.
Он действительно смог с трудом успокоиться и после того, как снова вгляделся в нарисованное, он обнаружил, что этот секретный заговор на горячую любовь изображен неправильно…
Он с удивлением понял, что правая и левая стороны поменяны местами.
-
-
06.02.2022 в 08:42-
-
06.02.2022 в 20:35-
-
07.02.2022 в 07:58Ура, теперь все есть