Lapsa1
читать дальше
249. Гора Лунсюэ. Правда.
На следующий день Мо Жань, проснувшись, по сколько вчера был пьян, отчетливо не помнил произошедших событий.
Однако, если он и не помнил, то Чу Ваньнин не мог забыть.
После того дня он обходными путями и намеками проверил, и скрепя сердце должен был признать, что Мо Жань действительно, на самом деле не помнит очень многих вещей из прошлого, поэтому волновался еще сильнее. Это заняло очень много времени, но наконец он нашел в книгохранилище Пика Сышэн один из экземпляров канонической книги рода целителей запись, касающуюся именно этого заклинания.
Луч света из окна лился на «Вечное сожаление* восьми страданий бытия*…»
*八苦长恨 - Бакучанхэнь
Тонкие пальцы провели по изображению вверху на свитке, по темному мрачному узору. Чу Ваньнин вытащил рисунок того заговора, нарисованный маленьким драконом, сравнивая их, нет сомнений, они были одинаковы.
Это было черное сердце, на первый взгляд легко узнаваемое изображение секретного заговора на горячую любовь. Однако в заговоре на горячую любовь у сердца с левой стороны сверху было очень маленькое пустое пространство, а в этом заговоре, наоборот, это пространство было справа.
Маленький дракончик обнаружил, что след заклинания соответствует этому заговору. Таким образом получается, что эта магия одного вида, сходна с секретным заговором на горячую любовь, но магический эффект противоположный?
В пустом, мрачном и безлюдном зале канонических трактатов записи в этой старинной книги были перемешаны с древнейшими демоническими письменами, в которых не так легко было разобраться. Несмотря на то, что Чу Ваньнин был поверхностно знаком с демонической письменностью, ему все же было очень трудно что-то понять.
Слово за словом, он долго разбирался в написанном. Вот только каждый раз, когда он мог прочитать и понять фразу или слово, ужас в его душе поднимался еще чуть больше.
- Цветок Бакучанхэнь *, род демонический – тонкие бледные губы чуть двигались, Чу Ваньнин шептал, - По преданию, много лет назад Гоучэнь Шангун сам принес его из подземного мира в мир людей.
* Цветок вечных сожалений восьми страданий бытия
Сверху на листе было нарисовано причудливое семя, сбоку – капля крови и легкий дымок.
«Это очень трудное для проращивания семя, необходим полив демонической кровью в течении десяти лет, затем взращивать в сердце носителя и только тогда он прорастет и расцветет.»
Чу Ваньнин пробормотал:
- Нужна демоническая кровь и сердце носителя, и только тогда вырастет? Однако в этом мире… где можно сейчас найти чистого демона.
Не более, чем просто литературный текст, вряд ли все там правда, и нет необходимости так уж углубляться.
Он посмотрел ниже и увидел приложенный рисунок на шелке, на котором было изображено сердце, а в сердце, с правой стороны пышно цветущий великолепный свежий цветок со множеством лепестков.*
*махровый цветок –особенность строения цветков, связанная с увеличением числа лепестков что то типа пиона, астровых.
Рядом с рисунком было написано пояснение, опять же сложным демоническим письмом: «Этот демонический цветок не живет в земле, не живет в воде, не живет под небом, не живет на виду, только лишь чувства, мысли, желания в сердце могут взрастить его»
Чу Ваньнин был потрясен- так оказывается, это семя может прорасти только в сердце?
Он снова опустил взгляд ужасаясь еще больше.
Смысл того, что было написано на шелковом полотне заключался в том, что если в сердце человека подсадить цветок Бакучанхэнь, то он будет проходить через три стадии.
На первой стадии носитель еще мало отличается от себя в прошлом, возможно лишь, что постепенно он становится беспокойным и подавленным, строит предположения о дурных намерениях других людей, а также начинает постепенно терять хорошие и добрые воспоминания. На этом этапе, хотя цветок Бакучанхэнь трудно удалить, но, если своевременно обнаружить, то есть возможность медленно подавить его рост. В лучшем случае, он может остановиться в развитии и тогда будет очень тяжело снова восстановить его действие.
Однако, если не обнаружить его в это время, то, в зависимости от носителя, медленно в течении восьми, десяти лет или быстрее, если случиться какое-то событие, обострившее чувства, тогда цветок Бакучанхэнь сразу же может дорасти до второй стадии.
На этом этапе носитель может начать очень быстро забывать всю данною ему «чистоту», «нежность» «надежду», все касающееся чистых и добрых воспоминаний. Он будет постоянно вспоминать все жизненные неудачи, через которые проходил, провалы, разочарования, злобу и обиды.
Все восемь страданий бытия человеческой жизни, рождение, старость, болезнь, смерть, искать и не получить (разочарование), встреча с обидой и ненавистью, любовь и разлука, пять пылающих инь* и все это носитель хранит в сердце.
*五阴炽 -пылающие пять инь, это форма, чувство, мышление, действие и сознание. Эти пять вещей собираются в теле, сжигая подобно огню, и все первые семь страданий возникают из-за этого. (Очень сложно объяснить в двух словах, это как причина страдания, что то вроде нет чувства, нет и страдания любви и разлуки, нет действия – нет и разочарования, что не получился результат )
Проникают до мозга костей.
Когда Чу Ваньнин дочитал до этого момента, его лицо уже было бледным, словно иней.
Мо Жань… разве он не именно такой?
Он забыл все, к чему так стремился в юности, забыл, как писал письма одним росчерком пера, линии, вплоть до того, что образ матери почти стерся у него.
Он опять опустил взгляд. И, наконец третий этап – носитель именно сейчас явно меняется, становится жестоким и кровожадным, на основании причин…
За то, что он испытал в прошлом, за все страдания и невзгоды, он отомстит впоследствии тысячу, десять тысяч раз.
Перед глазами Чу Ваньнина возник образ Мо Жань злобно ухмыляющегося посреди моря крови в школе Жуфэн. Голой рукой, переполненной духовной силой, он пронзал даосов насквозь.
Пальцами, перемазанными в крови, он вытаскивал у них сердца и давил.
Люди вокруг плакали и молили о пощаде, повсюду валялись искалеченные трупы, однако Мо Жань лишь расслабленно посмеивался в его глазах ярко сияло безумие, с уст непрерывно лилась одна фраза:
- Если тебе на роду написан метр, не стоит просить о трех*… Если тебе на роду написан метр!
*215 глава
Безжалостный, сумасшедший, зловещий, свирепый.
Почему Мо Жань так изменился, превратился в это?
Тогда у него не было ни малейших сомнений. Но ведь эффект цветка Бакучанхэнь нарастал постепенно, он постепенно углублялся и, к тому же самое важное, именно то, что было написано на шелковой картине, этот демонический цветок ни в коем случае не мог без какой бы то причины увеличить жестокость и садизм, он мог лишь еще больше раздуть уже имеющуюся у носителя злобу и желания.
Иными словами, эти злоба и желания вне всяких сомнений принадлежали самому Мо Жань, никто его понапрасну не обвинял.
Мо Жань действительно сам думал о том, чтобы в будущем вырезать всю школу Жуфэн, он действительно хотел не иметь себе равных во всем мире, он действительно ненавидел и имел обиду на Чу Ваньнина, однако, эти эмоции могли быть мимолетны, может быть были похоронены в самой глубине его души, вместе с бредовыми, сумасбродными идеями, которые тут же забываются.
И только лишь цветок Бакучанхэнь мог поднять наружу из самых дальних и темных уголков его сердца всю имеющуюся там злобу и обиду и воплотить в жизнь.
Из-за этого для посторонних глаз, человек, пораженный цветком Бакучанхэнь, хоть и неистовствовал как безумец, однако, тем не менее, его ненависть имела основания, это не было сильным неожиданным изменением в характере, которое превращало бы его в совершенно другого человека. Люди сразу могли счесть, что «он постепенно становится таким из-за своей ненависти», а не думать, что «он стал таким по влиянием внушенным заклинанием».
Именно поэтому практически никто не мог так быстро и легко обнаружить цветок Бакучанхэнь внутри Мо Жань и к тому времени как люди что-то начали замечать, он уже был на второй стадии развития, а потом и на третей. И уже поздно было думать, как его удалить или сдержать, все это было уже совершенно невозможно.
Когда Чу Ваньнин закончил читать эти записи, он очень долго не мог прийти в себя.
Что он чувствовал в душе?
Удивление? Сожаление? Возмущение? Ужас? Или глубокое сочувствие….
Он не понимал.
Он сидел на полу в обветшалом зале книгохранилища, которое давно не ремонтировали. В это послеобеденное время солнечные лучи были еще достаточно теплые, только окутывая его тело, они нисколько не согревали его.
Чу Ваньнин долго безучастно сидел среди свитков и книг, он ощущал, что за его спиной стоит человек, которого нельзя увидеть или коснуться. Этот человек улыбался во мраке, словно притаившийся призрак, злой дух, он тайно следил за ними, за каждым движением, за каждым словом.
Он снова посмотрел вниз, чтобы прочесть ту фразу …
«В первой фазе если своевременно обнаружить цветок Бакучанхэнь, хоть его и трудно устранить, но можно сдержать и тогда, в конечном счете, носитель не утратит свою подлинную душу»
Эти слова Чу Ваньнин повторял снова и снова, бесчисленное количество раз.
Под конец он в оцепенении заметил медленно расплывающиеся капли воды на шелковой картине. Он протянул холодную руку собираясь стереть их.
Но, прежде чем его рука коснулась тонкого шелка, она инстинктивно изменила направление и коснулась лица, плотно прикрывая мокрые ресницы и дрожащие веки.
Это бы его проступок, это он упустил. Это он всегда был таким высокомерным, это для него собственная честь и достоинство было важнее всего, это он не желал говорить открыто и искренне.
Если бы своевременно заметил….
Не дошло бы до потери подлинной души.
Да вот только много лет он ничего не замечал. У так называемого Юйхэна Ночного Неба, уважаемый бессмертный Бейдоу оказывается ученик пострадал от демонического цветка, стал носителем, а он даже не заметил. Так и есть, его замкнутость и косноязычие в конце концов привели к тому, что Мо Жань отправился этой дорогой в одиночестве, по направлению к бескрайнему вечному мраку, попав в море крови и бескрайней вражды.
Как он мог иметь совесть, занимать такое высокое положение, как ему не стыдно принимать от Мо Жань звание – «Учитель»?
Если бы он узнал об этом вовремя.
Эта фраза была подобна кошмару, как проклятье ее отзвук гремел в ушах. Словно шипы вонзились в спину, словно подавился рыбной костью, он был потрясен, растерян, он не заслуживал звания наставника*.
* в смысле образец поведения
Если оглянуться назад, как давно уже Мо Жань стал странным? Это не просто год или два, это много лет. Мо Жань, с самого начала этого немного застенчивого и славного юношу, мало помалу поглощала тьма, мало помалу пропитывал кровавый дождь и пахнущий кровью ветер.
А его собственный отец наставник вплоть до сегодняшнего дня, когда уже ничего нельзя исправить, ничего не вернуть, только сейчас только в этот момент наконец понял…. Все его нутро переворачивалось, его тело было словно лодка, попавшая в шторм, ему было так больно, он так раскаивался… он не достоен называться наставником!!
В тот день Чу Ваньнин сам не осознавал, как смог взять себя в руки и медленно выйти из книгохранилища в безмолвную и пустую бамбуковую рощу на Пике Сышэн.
Он так же не понимал, каким образом он вернулся в павильон Алого лотоса, под навес из глицинии, где все так и пребывало в беспорядке. Он сидел в одиночестве. Ярко светило солнце, наступала вечерняя пора.
Чуть позже, слева он заметил человека.
Этот человек был широкоплечим, с узкой талией, он выглядел величественно. Он ступил на залитую вечерним солнцем землю, в руках у него была искрящаяся светом бутыль с вином. Неспеша он шел к павильону.
Чу Ваньнин так забылся, что сразу не понял, кто этот приближающийся человек и какой сейчас год. Этот высокий красивый мужчина в его глазах преобразился в того юношу из его воспоминаний….
Он вспомнил, что это случилось в тот месяц когда тот поклонился ему как наставнику, когда Мо Жань, держа в руке обмотанную бамбуковым прутом маленькую глиняную флягу, радостно прибежал навестить его в павильон Алого лотоса.
Юноша бежал очень быстро, он запыхался, его щеки раскраснелись, глаза были удивительно яркими.
- Учитель, внизу у горы я попробовал особо вкусное вино и купил немного. Прошу пожалуйста, выпейте.
- Ты еще не принял назначение, откуда взял деньги? – спросил Чу Ваньнин.
Мо Жань оскалил зубы в улыбке:
- Взял у дяди взаймы.
- … зачем тратился.
- Потому что Учителю понравился я. – рассмеялся Мо Жань, протягивая обеими руками флягу Чу Ваньнину , - И я тоже люблю Учителя, ага.
Чу Ваньнин до сих пор помнил, как покраснел от неловкости в тот момент.
Молодой человек выразил свое хорошее расположение к нему чересчур горячо, и он чувствовал себя, словно не мог удержать в руках горячую картошку.
Он раздраженно взмахнул рукавом и укорил:
- Что за вздор, нравится не нравится. Впредь не повторяй такого.
- Ммм… ну хорошо. – юноша взъерошил и растрепал свои волосы, - Только когда я ем что-то хорошее или пью, мне обязательно в голову приходит мысль о Учителе, ага. Я думаю, что хочу попробовать это вместе с Учителем.
- … я не пью спиртного.
Мо Жань тут же улыбнулся:
- Ну попробовать разок то можно? Может быть, Учитель проявит снисхождение.
Чу Ваньнин поджал губы и принял флягу. Он открыл ее и на пробу понюхал. Его глаза открылись чуть шире.
- Ароматное?
- Угу.
- Ха-ха-ха, скорее выпейте и проверьте.
Чу Ваньнин отпил глоток и пусть вино было крепким, вкус был чистый и насыщенный. Губы обволакивал одуряюще душистый аромат. Чу Ваньнин не удержался и сделал еще глоток.
- И правда недурно, как называется?
Мо Жань расплылся в улыбке:
- Это называется «Лихуабай»*
*Серебристые цветы грушевого дерева, серебристые (седые, чистые, светлые)
Он впервые за всю жизнь пил спиртное и все бормотал, снова и снова:
- Лихуабай …. Надо же, отличное название.
Мо Жань был очень доволен:
- Учитель, если вам нравится после того, как приму назначение и заработаю немного денег, я каждый день буду покупать Учителю выпивку.
Чу Ваньнин снова сделал глоток и покосился на него своими фениксовыми глазами, выражение его лица по-прежнему было бесстрастным:
- Тогда, боюсь, ты не сможешь скопить богатств.
Мо Жань рассмеялся от души:
- Незачем копить, я заработаю и все потрачу на Учителя, дяде, тете накуплю вещей.
Чу Ваньнин ничего не сказал, однако, он почувствовал, что его сердце треснуло, через маленькую трещину легкая сладость просочилась наружу. Но, чтобы не позволить Мо Жань заметить свою радость, чтобы не показалось, что «старейшину Юйхэн оказывается так легко подкупить чашкой вина», он продолжал невозмутимо, с холодным и скучным видом пить из фляги.
Рядом с этим новоприбывшим болтливым младшим учеником, Чу Ваньнин иногда с удивлением обнаруживал, что его собственная холодность отгораживала его стеной от всех.
И только лишь этот малый, шутя перелез через эту стену и как ни в чем небывало, стоит, почесывая затылок и оглядывается по сторонам.
Пожалуй, он дурак.
А в это время Мо Жань прикидывал, с помощью еще каких подношений можно завоевать отца-наставника, попутно спрашивая:
- Учитель, вам нравится османтусовый душистый бисквит?
- Угу.
- Песочное печенье в виде цветов лотоса?
- Угу.
- Клейкий рис с приготовленными на пару корнями лотоса?
- Угу.
Ямочки на щеках Мо Жань стали такими глубокими и милыми, рассмеявшись, он подытожил:
- Учитель, вам и правда нравятся сладкие вещи.
На этот раз Чу Ваньнин не угукнул, он, вероятно наконец осознал, что его тяга к сладостям как-то не очень вяжется с его холодным образом.
Он сделал еще глоток и, по сколько был раздосадован, на этот раз отхлебнул смелее. Вино, хоть и имело приятный вкус, однако, было довольно крепким
. Он поперхнулся.
Не в силах поддержать репутацию, Чу Ваньнин подумал, что если еще и закашляется, выпив вина, то совсем опозорится. Поэтому он упорно пытался сдержать кашель, он терпел и терпел, острота в горле жгла все сильнее и сильнее, его уголки глаз и кончик носа немного покраснели.
Сбоку от него юноша строил грандиозные планы и, описывая свои намерения, говорил он не о своем великом будущем, а немного задыхаясь героически перечислял:
- В таком случае я сразу же все это куплю Учителю, а после этого мы будем коллекционировать по всему миру вкусную еду, составим каталог, после этого вместе с Учителем мы будем есть везде, по всему миру, а затем…..
Улыбаясь, он повернулся и вздрогнул от испуга.
- Учитель, ты, что с тобой?
- …… - Чу Ваньнин.
В качестве образцового человека, примера для подражания, если бы он поперхнулся спиртным поданным ему учеником, разве не было бы это огромнейшим фиаско?
Сдержаться, нельзя кашлять.
От этого его уголки глаз стали еще краснее, вплоть до того, что глаза заволокло влагой.
- Я ошибся и что-то не то сморозил? Учитель, почему ты плачешь? - спрашивал Мо Жань в растерянности не зная, что предпринять.
- ….
Чу Ваньнин уставился на него, длинные ресницы чуть дрожали от гнева.
Мо Жань не почувствовал его возмущения, он остолбенел на минуту, а потом, казалось, до него начало доходить, тон его голоса в миг стал ласковым и нежным:
- Это от того, что до сего дня никто не покупал для Учителя еду?
Гнев Чу Ваньнина только усилился.
Мо Жань ничего не замечая продолжал:
- На самом деле я когда-то тоже не имел никакой еды и почти умер от голода. А потом на дороге я встретил милого мальчика*, он дал мне поесть из горшка сладкой-сладкой рисовой жидкой каши …. Мне тоже нравится сладкое, ага, но раньше тоже не было никого, кто мог купить мне покушать.
* Сяо гэ гэ – маленький старший брат на жаргоне – милый мальчик.
У этого юноши был врожденный талант подставлять себя на место другого и, в конце концов, он искренне уверился, что глаза Чу Ваньнина покраснели, потому что тот растрогался.
А потом, он, крепко ухватившись, потянул Чу Ваньнина за руку.
Это было уже совсем неожиданно. Чу Ваньнин дожил до таких лет, но, за исключением ситуаций, когда другие люди брали его за руки, это когда он обучал их, во время занятий, только Хуайцзуй так поступал. И тут вдруг только что поступивший, новый ученик, крайне бесцеремонно, не соблюдая никаких правил приличия, притянул его, крепко ухватив за руку. Для него это было полной неожиданностью.
Он уже собирался разозлиться, но, подняв глаза, увидел, что эта маленькая неожиданность, подняв красивое, но еще немного по детски наивное, молодое лицо, со всей серьезностью и очень искренне сказала:
- Учитель, когда я повзрослею, я буду покупать для тебя конфеты, ага.
Лицо* этого юноши было очень мягким и кротким.
* в оригинале уголки глаз и кончики бровей, но по русски это как-то не так
- Я куплю вам много самых лучших конфет. Ведь моя мама учила меня, что нужно воздавать за благодеяние.
Не слишком преуспев в учении, он долгое время как попало жил в веселом доме*, поэтому его речь была со странными тонами и интонацией, часто слова не подходили по смыслу и звучали нелепо.
*Музыкальный дом, веселая гостиница в общем эвфемизмы для борделя
Однако Чу Ваньнин сам все понял и это обожгло его. На мгновение он уставился на Мо Жань, а затем быстро опустил глаза и не проронил ни слова.
Спустя некоторое время действие вина на горло наконец начало ослабевать, Чу Ваньнин слегка откашлялся и равнодушно произнес:
- В будущем не повторяй эти бестолковые слова. И еще… - с внезапным любопытством он сказал, - Есть одна вещь, о которой я хочу тебя спросить.
- Учитель, давайте, говорите.
Чу Ваньнин поколебался в нерешительности, но , в итоге смущенно спросил:
- Тогда, перед башней Тунтянь было столько народа, почему поклонился именно мне?
Юный Мо Жань раскрыл рот, чтобы ответить….
Однако, в этот же момент воспоминание неожиданно оборвалось.
Тасянь Цзюнь с флягой в руке стоял прямо перед впавшим в оцепенение Чу Ваньнином. Подняв палец, он толкнул его в лоб.
- В чем дело?
Зрачки Чу Ваньнина медленно сфокусировались, и он посмотрел на Мо Жань перед собой.
Бледное лицо со зловещим и безжалостным выражением, пусть все еще, по-прежнему красивое, однако оно не могло скрыть жестокой сущности, словно у дикого зверя, пара соколиных глаз.
Он уже не был тем пылким юношей, что раньше.
Все в прошлом.
Он вдруг почувствовал, что очень устал, очень-очень сильно устал. За все то время, как он находился под арестом, он никогда не чувствовал такой мучительной безнадежности.
Он был в таком раздрае, что не представлял как может смотреть в лицо этого мужчины.
Чу Ваньнин отвернулся.
Холодная, большая рука схватила его за подбородок и развернула обратно. В фениксовых глазах свет сменялся тенью, отражая последние отблески зари, а также в густом мраке Тасянь Цзюнь, отражая его слегка хмурое лицо.
- Ты все еще сердишься?
Чу Ваньнин закрыл глаза и спустя долгое время из горло вырвалось хриплое:
- Нет.
- Жар спал? – не успел Чу Ваньнин ответить, как Мо Жань убрав руку с его подбородка, пощупал его лоб. А потом сам себе сказал, - Ммм, спал.
Он сел и открыл флягу с вином.
- Раз уж ты выздоровел и гнев твой утих, сегодня составь компанию этому достопочтенному, выпей.
- …………
Он прекрасно знал сейчас, что за спиной Тасянь Цзюнь стоит невидимый закулисный злодей и наблюдает, был уверен, что в данную минуту на выглядящим мирным и спокойном Пике Сышэн, на самом деле опасность подстерегает со всех сторон, понимая, что не следует привлекать внимание противника, нельзя вести себя не обычно.
Но, когда вино было налито и Мо Жань холодно сказал: «Это Лихуабай, тебе больше всего нравится это вино.», в это минуту он все еще был словно в другом мире.
Плавно разнеслось благоухание, словно отгородило от этого мира, сделав иллюзию реальностью.
Так и есть, тогда и сейчас он пил то же вино.
За всю жизнь он не забудет это.
Чу Ваньнин поднял глаза и посмотрел на наливающего вино человека. Он знал, что Мо Жань конечно уже не помнит этого события. Внезапно сердце пронзила тупая боль, горло наполнилось нестерпимо горьким. Он поднял чашку и залпом выпил.
Вино было слишком крепким, так жадно глотая его, можно было поперхнуться.
Только на сей раз Чу Ваньнин больше не сдерживался, можно сказать, он ухватился за спасительную соломинку, несущуюся в бурном потоке, сильно закашлявшись. Его глаза покраснели, ресницы намокли так, что даже покатились слезы….
Мо Жань на миг ошеломленный застыл, в его глазах что-то промелькнуло.
Вот только он тут же прищурившись, медленно растянул губы, оскалившись в улыбке:
- Учитель, что случилось? Почему ты плачешь?
Чу Ваньнин сдержался. Пусть у него разрывалось сердце, пусть это мучило его до глубины души, пусть он знал всю правду, но он не мог с этим ничего поделать.
Либо уничтожить цветок вечного сожаления.
Либо найти закулисного злодея.
Либо умереть самому.
А пока он знал, что должен скрывать свои мысли.
Притворившись, что ничего еще не знает, изображая крайнюю ненависть и злость, Чу Ваньнин зажмурился, изо всех сил, держа спину ровно, он глухо проговорил:
- Вино.
Мо Жань неторопливо и плавно протянул:
- Вино слишком крепкое?
Чу Ваньнин не ответил, он снова наполнил чашу до краев и выпил одним махом. Внутри все обожгло.
- Почему ты поклонился мне?
Он широко распахнул глаза и пристально всмотрелся вдаль. В вечернем мраке все еще была видна башня Тунтянь. Тогда, в том году, этот юноша, улыбаясь произнес: «Потому что ты понравился мне, я подумал, что ты добрый». Этот юноша больше никогда не вернется.
В человеческой жизни есть восемь страданий бытия.
Рождение, старость, болезнь, смерть. Любовь и разлука. Разочарование. Встреча с обидой и ненавистью. Пять пылающих инь.
Это называется вечное сожаление.
Когда-то было столько шансов, чтобы увидеть подлинную картину, но он упустил их всех. И вот, в итоге, когда наконец он узнал причину, по которой Мо Жань так изменился, он оказался уже калекой, который ни на что не способен.
В ночи Чу Ваньнин смотрел на спящего рядом на его подушке Мо Жань, его некогда светлое и открытое лицо заволокло угрюмым мраком, оно было белым, как бумага.
Он ненавидел и обижался.
В то время, когда Мо Жань взмахом меча разрубил их отношения*, уже тогда его сердце похолодело, когда же он вынудил его жаться к земле, подобно самке, его сердце умерло.
*Имеется в виду долг по отношению к младшему или старшему, дружба
Однако этой бескрайней темной ночью, под прозрачным тюлевым пологом, лежа рядом с Тасянь Цзюнь, наконец узнав правду, Чу Ваньнин всего лишь чувствовал, что его ненависть, обида, охлаждение и отчуждение, все это ошибка.
Мо Жань внутри давно был отравлен и все его действия, и поступки оказывается вообще были не его первоначальным намерением.
Тот, кто обладал безграничной властью,*владыка, Наступающий на бессмертных, давно уже был схвачен и закован в железные цепи. А сам он, его Учитель, ничего не может сделать.
*криком вызывать ветер и тучи – быть могущественным, вершить судьбы
Поскольку он не знал, сколько пар глаз за спиной следит за ними, он не мог ни одному человеку раскрыть правду.
Вплоть до того, что нельзя было даже к Мо Жань проявить хоть немного сочувствия и мягкости. Он только и мог ненавидеть, обижаться, быть холодным и отчужденным.
Лишь только глубокой ночью, когда все спали, во дворце Ушань, под покровом полога, когда заснул и Мо Жань, Чу Ваньнин только тогда мог приподняться и погладить его бледное лицо.
Только тогда он тихонько проговорил:
- Прости меня, этот отец-наставник не защитил тебя как следует.
249. Гора Лунсюэ. Правда.
На следующий день Мо Жань, проснувшись, по сколько вчера был пьян, отчетливо не помнил произошедших событий.
Однако, если он и не помнил, то Чу Ваньнин не мог забыть.
После того дня он обходными путями и намеками проверил, и скрепя сердце должен был признать, что Мо Жань действительно, на самом деле не помнит очень многих вещей из прошлого, поэтому волновался еще сильнее. Это заняло очень много времени, но наконец он нашел в книгохранилище Пика Сышэн один из экземпляров канонической книги рода целителей запись, касающуюся именно этого заклинания.
Луч света из окна лился на «Вечное сожаление* восьми страданий бытия*…»
*八苦长恨 - Бакучанхэнь
Тонкие пальцы провели по изображению вверху на свитке, по темному мрачному узору. Чу Ваньнин вытащил рисунок того заговора, нарисованный маленьким драконом, сравнивая их, нет сомнений, они были одинаковы.
Это было черное сердце, на первый взгляд легко узнаваемое изображение секретного заговора на горячую любовь. Однако в заговоре на горячую любовь у сердца с левой стороны сверху было очень маленькое пустое пространство, а в этом заговоре, наоборот, это пространство было справа.
Маленький дракончик обнаружил, что след заклинания соответствует этому заговору. Таким образом получается, что эта магия одного вида, сходна с секретным заговором на горячую любовь, но магический эффект противоположный?
В пустом, мрачном и безлюдном зале канонических трактатов записи в этой старинной книги были перемешаны с древнейшими демоническими письменами, в которых не так легко было разобраться. Несмотря на то, что Чу Ваньнин был поверхностно знаком с демонической письменностью, ему все же было очень трудно что-то понять.
Слово за словом, он долго разбирался в написанном. Вот только каждый раз, когда он мог прочитать и понять фразу или слово, ужас в его душе поднимался еще чуть больше.
- Цветок Бакучанхэнь *, род демонический – тонкие бледные губы чуть двигались, Чу Ваньнин шептал, - По преданию, много лет назад Гоучэнь Шангун сам принес его из подземного мира в мир людей.
* Цветок вечных сожалений восьми страданий бытия
Сверху на листе было нарисовано причудливое семя, сбоку – капля крови и легкий дымок.
«Это очень трудное для проращивания семя, необходим полив демонической кровью в течении десяти лет, затем взращивать в сердце носителя и только тогда он прорастет и расцветет.»
Чу Ваньнин пробормотал:
- Нужна демоническая кровь и сердце носителя, и только тогда вырастет? Однако в этом мире… где можно сейчас найти чистого демона.
Не более, чем просто литературный текст, вряд ли все там правда, и нет необходимости так уж углубляться.
Он посмотрел ниже и увидел приложенный рисунок на шелке, на котором было изображено сердце, а в сердце, с правой стороны пышно цветущий великолепный свежий цветок со множеством лепестков.*
*махровый цветок –особенность строения цветков, связанная с увеличением числа лепестков что то типа пиона, астровых.
Рядом с рисунком было написано пояснение, опять же сложным демоническим письмом: «Этот демонический цветок не живет в земле, не живет в воде, не живет под небом, не живет на виду, только лишь чувства, мысли, желания в сердце могут взрастить его»
Чу Ваньнин был потрясен- так оказывается, это семя может прорасти только в сердце?
Он снова опустил взгляд ужасаясь еще больше.
Смысл того, что было написано на шелковом полотне заключался в том, что если в сердце человека подсадить цветок Бакучанхэнь, то он будет проходить через три стадии.
На первой стадии носитель еще мало отличается от себя в прошлом, возможно лишь, что постепенно он становится беспокойным и подавленным, строит предположения о дурных намерениях других людей, а также начинает постепенно терять хорошие и добрые воспоминания. На этом этапе, хотя цветок Бакучанхэнь трудно удалить, но, если своевременно обнаружить, то есть возможность медленно подавить его рост. В лучшем случае, он может остановиться в развитии и тогда будет очень тяжело снова восстановить его действие.
Однако, если не обнаружить его в это время, то, в зависимости от носителя, медленно в течении восьми, десяти лет или быстрее, если случиться какое-то событие, обострившее чувства, тогда цветок Бакучанхэнь сразу же может дорасти до второй стадии.
На этом этапе носитель может начать очень быстро забывать всю данною ему «чистоту», «нежность» «надежду», все касающееся чистых и добрых воспоминаний. Он будет постоянно вспоминать все жизненные неудачи, через которые проходил, провалы, разочарования, злобу и обиды.
Все восемь страданий бытия человеческой жизни, рождение, старость, болезнь, смерть, искать и не получить (разочарование), встреча с обидой и ненавистью, любовь и разлука, пять пылающих инь* и все это носитель хранит в сердце.
*五阴炽 -пылающие пять инь, это форма, чувство, мышление, действие и сознание. Эти пять вещей собираются в теле, сжигая подобно огню, и все первые семь страданий возникают из-за этого. (Очень сложно объяснить в двух словах, это как причина страдания, что то вроде нет чувства, нет и страдания любви и разлуки, нет действия – нет и разочарования, что не получился результат )
Проникают до мозга костей.
Когда Чу Ваньнин дочитал до этого момента, его лицо уже было бледным, словно иней.
Мо Жань… разве он не именно такой?
Он забыл все, к чему так стремился в юности, забыл, как писал письма одним росчерком пера, линии, вплоть до того, что образ матери почти стерся у него.
Он опять опустил взгляд. И, наконец третий этап – носитель именно сейчас явно меняется, становится жестоким и кровожадным, на основании причин…
За то, что он испытал в прошлом, за все страдания и невзгоды, он отомстит впоследствии тысячу, десять тысяч раз.
Перед глазами Чу Ваньнина возник образ Мо Жань злобно ухмыляющегося посреди моря крови в школе Жуфэн. Голой рукой, переполненной духовной силой, он пронзал даосов насквозь.
Пальцами, перемазанными в крови, он вытаскивал у них сердца и давил.
Люди вокруг плакали и молили о пощаде, повсюду валялись искалеченные трупы, однако Мо Жань лишь расслабленно посмеивался в его глазах ярко сияло безумие, с уст непрерывно лилась одна фраза:
- Если тебе на роду написан метр, не стоит просить о трех*… Если тебе на роду написан метр!
*215 глава
Безжалостный, сумасшедший, зловещий, свирепый.
Почему Мо Жань так изменился, превратился в это?
Тогда у него не было ни малейших сомнений. Но ведь эффект цветка Бакучанхэнь нарастал постепенно, он постепенно углублялся и, к тому же самое важное, именно то, что было написано на шелковой картине, этот демонический цветок ни в коем случае не мог без какой бы то причины увеличить жестокость и садизм, он мог лишь еще больше раздуть уже имеющуюся у носителя злобу и желания.
Иными словами, эти злоба и желания вне всяких сомнений принадлежали самому Мо Жань, никто его понапрасну не обвинял.
Мо Жань действительно сам думал о том, чтобы в будущем вырезать всю школу Жуфэн, он действительно хотел не иметь себе равных во всем мире, он действительно ненавидел и имел обиду на Чу Ваньнина, однако, эти эмоции могли быть мимолетны, может быть были похоронены в самой глубине его души, вместе с бредовыми, сумасбродными идеями, которые тут же забываются.
И только лишь цветок Бакучанхэнь мог поднять наружу из самых дальних и темных уголков его сердца всю имеющуюся там злобу и обиду и воплотить в жизнь.
Из-за этого для посторонних глаз, человек, пораженный цветком Бакучанхэнь, хоть и неистовствовал как безумец, однако, тем не менее, его ненависть имела основания, это не было сильным неожиданным изменением в характере, которое превращало бы его в совершенно другого человека. Люди сразу могли счесть, что «он постепенно становится таким из-за своей ненависти», а не думать, что «он стал таким по влиянием внушенным заклинанием».
Именно поэтому практически никто не мог так быстро и легко обнаружить цветок Бакучанхэнь внутри Мо Жань и к тому времени как люди что-то начали замечать, он уже был на второй стадии развития, а потом и на третей. И уже поздно было думать, как его удалить или сдержать, все это было уже совершенно невозможно.
Когда Чу Ваньнин закончил читать эти записи, он очень долго не мог прийти в себя.
Что он чувствовал в душе?
Удивление? Сожаление? Возмущение? Ужас? Или глубокое сочувствие….
Он не понимал.
Он сидел на полу в обветшалом зале книгохранилища, которое давно не ремонтировали. В это послеобеденное время солнечные лучи были еще достаточно теплые, только окутывая его тело, они нисколько не согревали его.
Чу Ваньнин долго безучастно сидел среди свитков и книг, он ощущал, что за его спиной стоит человек, которого нельзя увидеть или коснуться. Этот человек улыбался во мраке, словно притаившийся призрак, злой дух, он тайно следил за ними, за каждым движением, за каждым словом.
Он снова посмотрел вниз, чтобы прочесть ту фразу …
«В первой фазе если своевременно обнаружить цветок Бакучанхэнь, хоть его и трудно устранить, но можно сдержать и тогда, в конечном счете, носитель не утратит свою подлинную душу»
Эти слова Чу Ваньнин повторял снова и снова, бесчисленное количество раз.
Под конец он в оцепенении заметил медленно расплывающиеся капли воды на шелковой картине. Он протянул холодную руку собираясь стереть их.
Но, прежде чем его рука коснулась тонкого шелка, она инстинктивно изменила направление и коснулась лица, плотно прикрывая мокрые ресницы и дрожащие веки.
Это бы его проступок, это он упустил. Это он всегда был таким высокомерным, это для него собственная честь и достоинство было важнее всего, это он не желал говорить открыто и искренне.
Если бы своевременно заметил….
Не дошло бы до потери подлинной души.
Да вот только много лет он ничего не замечал. У так называемого Юйхэна Ночного Неба, уважаемый бессмертный Бейдоу оказывается ученик пострадал от демонического цветка, стал носителем, а он даже не заметил. Так и есть, его замкнутость и косноязычие в конце концов привели к тому, что Мо Жань отправился этой дорогой в одиночестве, по направлению к бескрайнему вечному мраку, попав в море крови и бескрайней вражды.
Как он мог иметь совесть, занимать такое высокое положение, как ему не стыдно принимать от Мо Жань звание – «Учитель»?
Если бы он узнал об этом вовремя.
Эта фраза была подобна кошмару, как проклятье ее отзвук гремел в ушах. Словно шипы вонзились в спину, словно подавился рыбной костью, он был потрясен, растерян, он не заслуживал звания наставника*.
* в смысле образец поведения
Если оглянуться назад, как давно уже Мо Жань стал странным? Это не просто год или два, это много лет. Мо Жань, с самого начала этого немного застенчивого и славного юношу, мало помалу поглощала тьма, мало помалу пропитывал кровавый дождь и пахнущий кровью ветер.
А его собственный отец наставник вплоть до сегодняшнего дня, когда уже ничего нельзя исправить, ничего не вернуть, только сейчас только в этот момент наконец понял…. Все его нутро переворачивалось, его тело было словно лодка, попавшая в шторм, ему было так больно, он так раскаивался… он не достоен называться наставником!!
В тот день Чу Ваньнин сам не осознавал, как смог взять себя в руки и медленно выйти из книгохранилища в безмолвную и пустую бамбуковую рощу на Пике Сышэн.
Он так же не понимал, каким образом он вернулся в павильон Алого лотоса, под навес из глицинии, где все так и пребывало в беспорядке. Он сидел в одиночестве. Ярко светило солнце, наступала вечерняя пора.
Чуть позже, слева он заметил человека.
Этот человек был широкоплечим, с узкой талией, он выглядел величественно. Он ступил на залитую вечерним солнцем землю, в руках у него была искрящаяся светом бутыль с вином. Неспеша он шел к павильону.
Чу Ваньнин так забылся, что сразу не понял, кто этот приближающийся человек и какой сейчас год. Этот высокий красивый мужчина в его глазах преобразился в того юношу из его воспоминаний….
Он вспомнил, что это случилось в тот месяц когда тот поклонился ему как наставнику, когда Мо Жань, держа в руке обмотанную бамбуковым прутом маленькую глиняную флягу, радостно прибежал навестить его в павильон Алого лотоса.
Юноша бежал очень быстро, он запыхался, его щеки раскраснелись, глаза были удивительно яркими.
- Учитель, внизу у горы я попробовал особо вкусное вино и купил немного. Прошу пожалуйста, выпейте.
- Ты еще не принял назначение, откуда взял деньги? – спросил Чу Ваньнин.
Мо Жань оскалил зубы в улыбке:
- Взял у дяди взаймы.
- … зачем тратился.
- Потому что Учителю понравился я. – рассмеялся Мо Жань, протягивая обеими руками флягу Чу Ваньнину , - И я тоже люблю Учителя, ага.
Чу Ваньнин до сих пор помнил, как покраснел от неловкости в тот момент.
Молодой человек выразил свое хорошее расположение к нему чересчур горячо, и он чувствовал себя, словно не мог удержать в руках горячую картошку.
Он раздраженно взмахнул рукавом и укорил:
- Что за вздор, нравится не нравится. Впредь не повторяй такого.
- Ммм… ну хорошо. – юноша взъерошил и растрепал свои волосы, - Только когда я ем что-то хорошее или пью, мне обязательно в голову приходит мысль о Учителе, ага. Я думаю, что хочу попробовать это вместе с Учителем.
- … я не пью спиртного.
Мо Жань тут же улыбнулся:
- Ну попробовать разок то можно? Может быть, Учитель проявит снисхождение.
Чу Ваньнин поджал губы и принял флягу. Он открыл ее и на пробу понюхал. Его глаза открылись чуть шире.
- Ароматное?
- Угу.
- Ха-ха-ха, скорее выпейте и проверьте.
Чу Ваньнин отпил глоток и пусть вино было крепким, вкус был чистый и насыщенный. Губы обволакивал одуряюще душистый аромат. Чу Ваньнин не удержался и сделал еще глоток.
- И правда недурно, как называется?
Мо Жань расплылся в улыбке:
- Это называется «Лихуабай»*
*Серебристые цветы грушевого дерева, серебристые (седые, чистые, светлые)
Он впервые за всю жизнь пил спиртное и все бормотал, снова и снова:
- Лихуабай …. Надо же, отличное название.
Мо Жань был очень доволен:
- Учитель, если вам нравится после того, как приму назначение и заработаю немного денег, я каждый день буду покупать Учителю выпивку.
Чу Ваньнин снова сделал глоток и покосился на него своими фениксовыми глазами, выражение его лица по-прежнему было бесстрастным:
- Тогда, боюсь, ты не сможешь скопить богатств.
Мо Жань рассмеялся от души:
- Незачем копить, я заработаю и все потрачу на Учителя, дяде, тете накуплю вещей.
Чу Ваньнин ничего не сказал, однако, он почувствовал, что его сердце треснуло, через маленькую трещину легкая сладость просочилась наружу. Но, чтобы не позволить Мо Жань заметить свою радость, чтобы не показалось, что «старейшину Юйхэн оказывается так легко подкупить чашкой вина», он продолжал невозмутимо, с холодным и скучным видом пить из фляги.
Рядом с этим новоприбывшим болтливым младшим учеником, Чу Ваньнин иногда с удивлением обнаруживал, что его собственная холодность отгораживала его стеной от всех.
И только лишь этот малый, шутя перелез через эту стену и как ни в чем небывало, стоит, почесывая затылок и оглядывается по сторонам.
Пожалуй, он дурак.
А в это время Мо Жань прикидывал, с помощью еще каких подношений можно завоевать отца-наставника, попутно спрашивая:
- Учитель, вам нравится османтусовый душистый бисквит?
- Угу.
- Песочное печенье в виде цветов лотоса?
- Угу.
- Клейкий рис с приготовленными на пару корнями лотоса?
- Угу.
Ямочки на щеках Мо Жань стали такими глубокими и милыми, рассмеявшись, он подытожил:
- Учитель, вам и правда нравятся сладкие вещи.
На этот раз Чу Ваньнин не угукнул, он, вероятно наконец осознал, что его тяга к сладостям как-то не очень вяжется с его холодным образом.
Он сделал еще глоток и, по сколько был раздосадован, на этот раз отхлебнул смелее. Вино, хоть и имело приятный вкус, однако, было довольно крепким
. Он поперхнулся.
Не в силах поддержать репутацию, Чу Ваньнин подумал, что если еще и закашляется, выпив вина, то совсем опозорится. Поэтому он упорно пытался сдержать кашель, он терпел и терпел, острота в горле жгла все сильнее и сильнее, его уголки глаз и кончик носа немного покраснели.
Сбоку от него юноша строил грандиозные планы и, описывая свои намерения, говорил он не о своем великом будущем, а немного задыхаясь героически перечислял:
- В таком случае я сразу же все это куплю Учителю, а после этого мы будем коллекционировать по всему миру вкусную еду, составим каталог, после этого вместе с Учителем мы будем есть везде, по всему миру, а затем…..
Улыбаясь, он повернулся и вздрогнул от испуга.
- Учитель, ты, что с тобой?
- …… - Чу Ваньнин.
В качестве образцового человека, примера для подражания, если бы он поперхнулся спиртным поданным ему учеником, разве не было бы это огромнейшим фиаско?
Сдержаться, нельзя кашлять.
От этого его уголки глаз стали еще краснее, вплоть до того, что глаза заволокло влагой.
- Я ошибся и что-то не то сморозил? Учитель, почему ты плачешь? - спрашивал Мо Жань в растерянности не зная, что предпринять.
- ….
Чу Ваньнин уставился на него, длинные ресницы чуть дрожали от гнева.
Мо Жань не почувствовал его возмущения, он остолбенел на минуту, а потом, казалось, до него начало доходить, тон его голоса в миг стал ласковым и нежным:
- Это от того, что до сего дня никто не покупал для Учителя еду?
Гнев Чу Ваньнина только усилился.
Мо Жань ничего не замечая продолжал:
- На самом деле я когда-то тоже не имел никакой еды и почти умер от голода. А потом на дороге я встретил милого мальчика*, он дал мне поесть из горшка сладкой-сладкой рисовой жидкой каши …. Мне тоже нравится сладкое, ага, но раньше тоже не было никого, кто мог купить мне покушать.
* Сяо гэ гэ – маленький старший брат на жаргоне – милый мальчик.
У этого юноши был врожденный талант подставлять себя на место другого и, в конце концов, он искренне уверился, что глаза Чу Ваньнина покраснели, потому что тот растрогался.
А потом, он, крепко ухватившись, потянул Чу Ваньнина за руку.
Это было уже совсем неожиданно. Чу Ваньнин дожил до таких лет, но, за исключением ситуаций, когда другие люди брали его за руки, это когда он обучал их, во время занятий, только Хуайцзуй так поступал. И тут вдруг только что поступивший, новый ученик, крайне бесцеремонно, не соблюдая никаких правил приличия, притянул его, крепко ухватив за руку. Для него это было полной неожиданностью.
Он уже собирался разозлиться, но, подняв глаза, увидел, что эта маленькая неожиданность, подняв красивое, но еще немного по детски наивное, молодое лицо, со всей серьезностью и очень искренне сказала:
- Учитель, когда я повзрослею, я буду покупать для тебя конфеты, ага.
Лицо* этого юноши было очень мягким и кротким.
* в оригинале уголки глаз и кончики бровей, но по русски это как-то не так
- Я куплю вам много самых лучших конфет. Ведь моя мама учила меня, что нужно воздавать за благодеяние.
Не слишком преуспев в учении, он долгое время как попало жил в веселом доме*, поэтому его речь была со странными тонами и интонацией, часто слова не подходили по смыслу и звучали нелепо.
*Музыкальный дом, веселая гостиница в общем эвфемизмы для борделя
Однако Чу Ваньнин сам все понял и это обожгло его. На мгновение он уставился на Мо Жань, а затем быстро опустил глаза и не проронил ни слова.
Спустя некоторое время действие вина на горло наконец начало ослабевать, Чу Ваньнин слегка откашлялся и равнодушно произнес:
- В будущем не повторяй эти бестолковые слова. И еще… - с внезапным любопытством он сказал, - Есть одна вещь, о которой я хочу тебя спросить.
- Учитель, давайте, говорите.
Чу Ваньнин поколебался в нерешительности, но , в итоге смущенно спросил:
- Тогда, перед башней Тунтянь было столько народа, почему поклонился именно мне?
Юный Мо Жань раскрыл рот, чтобы ответить….
Однако, в этот же момент воспоминание неожиданно оборвалось.
Тасянь Цзюнь с флягой в руке стоял прямо перед впавшим в оцепенение Чу Ваньнином. Подняв палец, он толкнул его в лоб.
- В чем дело?
Зрачки Чу Ваньнина медленно сфокусировались, и он посмотрел на Мо Жань перед собой.
Бледное лицо со зловещим и безжалостным выражением, пусть все еще, по-прежнему красивое, однако оно не могло скрыть жестокой сущности, словно у дикого зверя, пара соколиных глаз.
Он уже не был тем пылким юношей, что раньше.
Все в прошлом.
Он вдруг почувствовал, что очень устал, очень-очень сильно устал. За все то время, как он находился под арестом, он никогда не чувствовал такой мучительной безнадежности.
Он был в таком раздрае, что не представлял как может смотреть в лицо этого мужчины.
Чу Ваньнин отвернулся.
Холодная, большая рука схватила его за подбородок и развернула обратно. В фениксовых глазах свет сменялся тенью, отражая последние отблески зари, а также в густом мраке Тасянь Цзюнь, отражая его слегка хмурое лицо.
- Ты все еще сердишься?
Чу Ваньнин закрыл глаза и спустя долгое время из горло вырвалось хриплое:
- Нет.
- Жар спал? – не успел Чу Ваньнин ответить, как Мо Жань убрав руку с его подбородка, пощупал его лоб. А потом сам себе сказал, - Ммм, спал.
Он сел и открыл флягу с вином.
- Раз уж ты выздоровел и гнев твой утих, сегодня составь компанию этому достопочтенному, выпей.
- …………
Он прекрасно знал сейчас, что за спиной Тасянь Цзюнь стоит невидимый закулисный злодей и наблюдает, был уверен, что в данную минуту на выглядящим мирным и спокойном Пике Сышэн, на самом деле опасность подстерегает со всех сторон, понимая, что не следует привлекать внимание противника, нельзя вести себя не обычно.
Но, когда вино было налито и Мо Жань холодно сказал: «Это Лихуабай, тебе больше всего нравится это вино.», в это минуту он все еще был словно в другом мире.
Плавно разнеслось благоухание, словно отгородило от этого мира, сделав иллюзию реальностью.
Так и есть, тогда и сейчас он пил то же вино.
За всю жизнь он не забудет это.
Чу Ваньнин поднял глаза и посмотрел на наливающего вино человека. Он знал, что Мо Жань конечно уже не помнит этого события. Внезапно сердце пронзила тупая боль, горло наполнилось нестерпимо горьким. Он поднял чашку и залпом выпил.
Вино было слишком крепким, так жадно глотая его, можно было поперхнуться.
Только на сей раз Чу Ваньнин больше не сдерживался, можно сказать, он ухватился за спасительную соломинку, несущуюся в бурном потоке, сильно закашлявшись. Его глаза покраснели, ресницы намокли так, что даже покатились слезы….
Мо Жань на миг ошеломленный застыл, в его глазах что-то промелькнуло.
Вот только он тут же прищурившись, медленно растянул губы, оскалившись в улыбке:
- Учитель, что случилось? Почему ты плачешь?
Чу Ваньнин сдержался. Пусть у него разрывалось сердце, пусть это мучило его до глубины души, пусть он знал всю правду, но он не мог с этим ничего поделать.
Либо уничтожить цветок вечного сожаления.
Либо найти закулисного злодея.
Либо умереть самому.
А пока он знал, что должен скрывать свои мысли.
Притворившись, что ничего еще не знает, изображая крайнюю ненависть и злость, Чу Ваньнин зажмурился, изо всех сил, держа спину ровно, он глухо проговорил:
- Вино.
Мо Жань неторопливо и плавно протянул:
- Вино слишком крепкое?
Чу Ваньнин не ответил, он снова наполнил чашу до краев и выпил одним махом. Внутри все обожгло.
- Почему ты поклонился мне?
Он широко распахнул глаза и пристально всмотрелся вдаль. В вечернем мраке все еще была видна башня Тунтянь. Тогда, в том году, этот юноша, улыбаясь произнес: «Потому что ты понравился мне, я подумал, что ты добрый». Этот юноша больше никогда не вернется.
В человеческой жизни есть восемь страданий бытия.
Рождение, старость, болезнь, смерть. Любовь и разлука. Разочарование. Встреча с обидой и ненавистью. Пять пылающих инь.
Это называется вечное сожаление.
Когда-то было столько шансов, чтобы увидеть подлинную картину, но он упустил их всех. И вот, в итоге, когда наконец он узнал причину, по которой Мо Жань так изменился, он оказался уже калекой, который ни на что не способен.
В ночи Чу Ваньнин смотрел на спящего рядом на его подушке Мо Жань, его некогда светлое и открытое лицо заволокло угрюмым мраком, оно было белым, как бумага.
Он ненавидел и обижался.
В то время, когда Мо Жань взмахом меча разрубил их отношения*, уже тогда его сердце похолодело, когда же он вынудил его жаться к земле, подобно самке, его сердце умерло.
*Имеется в виду долг по отношению к младшему или старшему, дружба
Однако этой бескрайней темной ночью, под прозрачным тюлевым пологом, лежа рядом с Тасянь Цзюнь, наконец узнав правду, Чу Ваньнин всего лишь чувствовал, что его ненависть, обида, охлаждение и отчуждение, все это ошибка.
Мо Жань внутри давно был отравлен и все его действия, и поступки оказывается вообще были не его первоначальным намерением.
Тот, кто обладал безграничной властью,*владыка, Наступающий на бессмертных, давно уже был схвачен и закован в железные цепи. А сам он, его Учитель, ничего не может сделать.
*криком вызывать ветер и тучи – быть могущественным, вершить судьбы
Поскольку он не знал, сколько пар глаз за спиной следит за ними, он не мог ни одному человеку раскрыть правду.
Вплоть до того, что нельзя было даже к Мо Жань проявить хоть немного сочувствия и мягкости. Он только и мог ненавидеть, обижаться, быть холодным и отчужденным.
Лишь только глубокой ночью, когда все спали, во дворце Ушань, под покровом полога, когда заснул и Мо Жань, Чу Ваньнин только тогда мог приподняться и погладить его бледное лицо.
Только тогда он тихонько проговорил:
- Прости меня, этот отец-наставник не защитил тебя как следует.
-
-
08.02.2022 в 08:45читать дальше
-
-
08.02.2022 в 23:53-
-
09.02.2022 в 08:27