Lapsa1
читать дальше
Неизвестно сколько времени продолжался поцелуй, прежде чем Тасянь Цзюнь отпустил его. Чу Ваньнин думал, что все закончилось, но неожиданно только что оторвавшиеся от него губы (знаю, звучит идиотски, но ничего в голову не идет, чем заменить), коснулись его снова.
Так повторялось очень много раз, пока Тасянь Цзюнь удовлетворился. Он облизнул губы, пристально смотря своими черными глазами в лицо Чу Ваньнина.
- Не изменился, это правда ты.
Было так много вещей о которых надо спросить, действительно много, встреча была слишком непредвиденной. Чу Ваньнин затих на какое-то время, а потом наконец хрипло проговорил:
- …. Прошлое, ты все еще помнишь?
- Разумеется.
- Ты помнишь, как ты умер?
Выражение лица Тасянь Цзюнь немного помрачнело:
- Десять больших школ объединились и атаковали со всех сторон, этому достопочтенному в конец это надоело.
- Тогда ты еще помнишь, как умер я?
Рассеявшийся было мрак между бровей Тасянь Цзюнь будто заволокло пеплом:
- У дворца Тасюэ ты преградил мне путь, помешал моим планам, этот достопочтенный очень злился.
- Ты помнишь или нет, как ты воскрес из мертвых? – опять спросил Чу Ваньнин.
- Хуа Биньань помог.
- А как, каким конкретно образом?
- Это там…. – но, однако он ничего не смог произнести. Лицо Тасянь Цзюня замерло и на нем постепенно проявилось скорбное выражение. Но это оцепенение не длилось долго, он закрыл глаза, а когда снова открыл, в них опять появился свет.
Нахмурив брови, он переспросил:
- Что ты только что сказал?
Чу Ваньнин ничего не ответил.
Он знал почти столько же, сколько Ши Мэй, как сделать послушное орудие из тела человека. Издавна эмоции и чувства очень трудно поддавались контролю. После смерти Мо Жань Ши Мэй было не под силу полностью контролировать это тело, его чувства и эмоции, также он не осмелился с самого начала смешать воспоминания, чтобы не сделать его еще более рассеянным. Поэтому только и оставалось, что выбрать небольшую часть воспоминаний, которые могли сильно повлиять в дальнейшем на послушание Мо Жань в важных вопросах и стереть их.
Тасянь Цзюнь перед ним, скорее всего, всего лишь ходячий труп, просто оружие под контролем.
Чу Ваньнин закрыл глаза. Несколько минут спустя он, какзалось хотел еще что-то спросить, но слова не шли, в его горло резко нахлынул сладковатый привкус крови. Он сильно закашлялся.
- Мо Жань… - губы окрасились кровью, он поднял подернутые влагой глаза, - Не нужно больше на кого-то работать. Ты уже только бренная оболочка, давно пора отдохнуть. Ты…кха-кха-кха.
Перед глазами прерывисто темнело. Эти разрозненные осколки вновь начали подниматься на поверхность.
Ты должен вернуться к смерти, ты уже должен спать спокойно вечным сном под землей, это реальность не принадлежит тебе.
Однако у Чу Ваньнина не было сил сказать эти фразы, он мог только шевелить губами. Его сознание опять начало рассеиваться…
Напоследок он увидел, как Тасянь Цзюнь нахмурив брови что-то говорил, его красивое бледное лицо казалось немного взволнованным.
- Чу Ваньнин, - смутно расслышал как он зовет его, так же как в прошлой жизни, - Ваньнин….
Он закрыл глаза. Души повторно сплетались и опять нахлынула боль, что происходило потом, он уже не осознавал.
За тысячу горами уныло шелестел лес.
В Шу последние несколько дней моросил дождь. Коновязи на переправах и деревянные решетки все покрылось тонким слоем плесени. Из маленького окошка стана были видны гроздья бамбуковых листьев, на которые сверху капал дождь и стекал в уже заполненную водой лужу, создавая легкую рябь.
Внезапно ботинок наступив в эту лужу разорвал отражающийся дневной свет и тень облаков.
Мастер Мо появился перед извилистой тропой, ведущей на Пик Сышэн.
Так как он еще не восстановил свою духовную силу после пережитого шока на горе Лунсюэ, он не мог управлять мечом. В беспокойстве и отчаянии о судьбе Пика Сышэн, он без передышки спешил назад с горы Лунсюэ, в итоге потратив на дорогу всего четыре дня.
Весь этот путь он много думал о разных вещах.
Например, о том, почему он смог возродиться, о предыдущей жизни, о том, почему Чу Ваньнин оставил в пещере горы Лунсюэ этот секрет, о Ши Мэй.
После долгих раздумий он так и не смог найти ясных объяснений.
Он никогда не отличался особо острым умом, а сейчас, после пережитых страданий, со всех сторон окруженный печалями и горестями, ему было совсем не под силу остановиться и успокоясь, подумать обо всем, как следует. В итоге, Ши Мэй все же хорошо его знал, Чу Ваньнин действительно всегда был его слабым местом. Всего лишь нужно было, чтобы Чу Ваньнин вспомнил прошлое и это было несомненно его смертельным приговором. Его душа была в полном смятении. Дождь лил все силнее, а Мо Жань стоял против ветра перед ступенями на Пик Сышэн, задрав голову вверх. Нескончаемые холодные серебряные нити легко касались его лица. Перед ним были выложенные из камня ступени, ведущие к самой вершине средь клубящихся туч.
По этой горной дороге он проходил в жизни и в смерти, в горе и в радости, бесчисленное количество раз за две жизни, начиная с юношеских, неопытных времен и дойдя до сегодняшнего дня, когда пыль осела и его вернули грехи.
День был очень холодный, дождь падал вперемешку со снегом, промочив его походное одеяние, застывая на его волосах у висков и выбеливая их.
У молодых не должно быть никаких больших забот и горестей, просто северный ветер снегом посеребрил голову…
Мо Жань закрыл глаза и поднялся на первую ступеньку отправляясь вверх в свое паломничество*
* 朝山 – отправиться в горный монастырь, в паломничество
Этот грешник сам бросавшийся в сети, наконец со скрипом распахнул покрытые красным лаком ворота в зал Даньсинь.
Ворота медленно открылись, его обе жизни, безумие и слава, кошмарный сон и мрак, все предопределено было в этом месте.
Ему пришло в голову, что в прошлой жизни, когда ему было двадцать два года, он изменил Даньсинь ради Ушань*, доска с названием разбилась на мелкие куски, только взметнулась пыль. А сам он стоял перед старой доской и приносил клятву что собирается попрать всех бессмертных, ради почитания мира. Та жизнь пришла в упадок здесь, и эта жизнь тоже здесь и закончится.
* то есть дословное название «верность и преданность» изменил ради «встречи любовников»
Зал Даньсинь был переполнен, почтенных и уважаемых людей здесь собралось даже больше, чем в том военном походе на гору Цзяо против Сюй Шуанлинь.
Услышав звук открывающихся ворот, они оглянулись и увидели стоящего на пороге высокого человека в черном, с бледным лицом, ко лбу прилипли пряди мокрых черных волос. Из-за его спины проникал дневной свет, свод неба был свинцово-серым, падал дождь со снегом.
Никто и подумать не мог, что Мо Жань вот так неожиданно сюда нагрянет.
Это тот герой, что спас множество людей на горе Цзяо или все таки тот демон, что совершил бескровное убийство в Гу Юйе? Что же он за человек?
Некоторое время все молчали, все глаза в зале были устремлены на вошедшего человека.
Те люди, которые несмотря ни на что верили ему, думали, что он выглядит несчастным, мокрый, замерзший, как вернувшийся домой, промокший под дождем, пёс. Те, что не доверяли ему, просто ощущали, что он пугающий, угрюмый и мрачный, словно демон, вылезший из диюй.
Дождь непрерывно стучал по выступающему краю крыши цвета цинь, просачиваясь сквозь камни ступеней, промачивая мох на черепице.
Мо Жань поднял иссия-черные, влажные глаза под веером длинных словно перья ресниц и тихо сказал:
- Дядя, я вернулся.
- Жань-эр! Как ты… как.. почему ты один?
Сюэ Чженъюн сидел на почетном месте, его вид был очень плох, он на редкость был кое как одет, железный веер небрежно раскрытым брошен на столе, и волна из четырех иероглифов «Другие уродливы» слабо мерцала, словно примечание по ходу пьесы.
- Юйхэн?
Мо Жань сделал шаг внутрь зала. Словно капля воды упала в раскаленное масло взорвавшись оглушающим треском. Почти все, когда он вошел, отступили назад.
- Мо Жань!
- Демон, как ты смеешь так бессовестно показываться!
- Ты убил столько народа в Гу Юйэ и еще смеешь тут появляться!!
Мо Жань не обращал внимание на эти голоса, пока он был в пути, он уже слышал о резне в Гу Юйэ. Он вполне представлял на сколько Тасянь Цзюнь мог потерять человеческий облик. Разве это много- несколько десятков человек? Несколько сотен, тысяч, десятков тысяч, все люди в мире в его глазах лишь бренные останки. Всего то одна секта Гу Юйэ, Тасянь Цзюнь на это бы даже не обратил внимания.
- Сумасшедший… ты и Хуа Биньань с самого начала в одной шайке!
- Зачем ты явился? Сегодня здесь собрались множество мастеров, а вскоре прибудет и хозяин Цитадели Тяньинь. Даже если у тебя полно коварных планов, а всяким хитростям нет предела, сегодня ты не сможешь выбраться из этих силков!
- Мо Жань, ты слишком хитер, в одно мгновение ты поешь в красной маске, в другое в белой*, манипулируя всеми людьми, заморочил голову и добился успеха в своих вероломных замыслах, до чего же ты коварен!
* петь в красной маске- играть героя, доброго достойного человека, в белой маске поют за злодея.
Вокруг словно приливная волна осуждения и допросов, приливала в виде переполненных негодованием лиц. Мо Жань же, не вступая ни с кем в спор, продолжал идти вперед. Он уже более ли менее понимал замысел Хуа Биньнань… извините, но он совсем не желал называть его Ши Мэй.
Хуа Биньань вырыл для него могилу. И даже надпись на надгробной табличке уже написал. Хуа Биньнань очень четко рассчитал, как он прыгнет в нее сам.
В тот момент, когда Чу Ваньнин вспомнил свою прошлую жизнь, Мо Вэйюй уже сам все для себя решил, ему нет спасения, он труп.
Он мертв, все кончено.
- Не важно сколько ты натянешь на себя фальшивых масок, сегодня тут столько выдающихся людей и мы собираемся раскрыть твою подлинную сущность,
- Тебя следует схватить, доставить в Цитадель Тяньинь и подвергнуть наказанию!
Ссорящиеся, галдящие человеческие голоса напоминали клокотание в кипящем котле. Два слова, что больше всех пронзили уши – «Цитадель Тяньинь».
Мо Жань не ожидал, что Хуа Биньань впутает сюда еще и Цитадель Тяньинь. Это совпадение или все же заранее продуманный план?
Беспредельный Тяньинь существовавшая в границах мира культивирования в течении нескольких тысяч лет, была старейшей передаваемой школой. В прошлом, самые старейшие ее руководителями были потомки божеств и людей, впоследствии руководство передавалось только кровным родственникам. Проходили эпоха за эпохой и хотя в хозяине Цитадель Тяньинь оставалось все меньше божественной крови, однако в ней по прежнему сохранялся божественный дух. Несмотря на то, что обычно Цитадель Тяньинь не сходила до мирской суеты, однако, как обычные люди почитают культиваторов, культиваторы почитали и верили в справедливость Цитадели Тяньинь.
И столетний то авторитет трудно оспорить, тем более тысячелетний. Поэтому , пусть в предыдущей жизни Тасянь Цзюнь и захватил весь мир, в итоге он тоже оставил Цитадель Тяньинь нетронутой. Со стороны Ши Мэй было очень умно передать расправу над Мо Жань Цитадели Тяньинь, это и правда было лучшим решением. Никто не мог не согласиться с приговором, и никто не мог ослушаться их.
В главном зале было очень шумно. Мо Жань шел вперед по ковру, расшитому цветами поллии. Он дошел до конца и остановился.
- Я….
Этот мужчина произнес лишь один звук и клокотание человеческих голосов тут же прекратилось. Они уставились на него, очень много людей, кто с ненавистью, кто настороженно.
Они ждали, что он будет защищаться, что он потеряет над собой контроль, ждали его ошибки Вытягивая шеи они были готовы в любую минуту наброситься на этого коварного демона и разорвать в клочья.
В этом человеке трудно было отлечить добродетель от порока, его поступки были непредсказуемы, но все же лучше ошибочно убить, чем упустить, наверняка….
- Я признаю вину.
Наступила мертвая тишина*, какая бывает разве что в нирване.
*не слышно ни вороны ни воробья
Было похоже, словно наточили ножи для великой битвы, застучали убийственные военные барабаны сотрясая небо, и внезапно получили донесение, что командующий вражеской армии покончил с собой в своем шатре.
Слишком абсурдно.
- Что он сказал?
Долгое время никто не реагировал, невозможно было поверить, что этот демон признал вину так легко, поэтому люди между собой начали переговариваться вполголоса:
- Он что, говорит, что признает свою вину?
Мо Жань потупив взгляд опустился на колени перед дядей и тетей, а так же побледневшим Сюэ Мэном. Тусклый свет лампы осветил его красивое худое лицо.
Ему и правда самому хотелось подставить шею под нож, однако Хуа Биньань подставил его и он тоже не может спустить это этому человеку. Однако перед тем как покаяться в грехах, он намерен сделать еще кое что…
Он хотел приложить все силы, что у него остались, чтобы защитить человека, которого с этого раза он уже больше не сможет защищать.
Поэтому Мо Жань медленно открыл рот, его голос был тяжелым и жарким.
- Мои руки безусловно в крови, по причине своей личной вражды, я убил множество людей. Все эти годы, пусть я и стремился, жалея о сделанном все исправить, но по-прежнему эти преступления невозможно искупить. Об этом также уже знает и Чу Ваньнин…. сегодня господа, перед всеми вами помимо обнародования своих грехов, я хотел сказать еще об одном.
Он помолчал. Слова упали подобно ножу, пронзающему сердце:
- Я и Чу Ваньнин разорвали связи как учитель и ученик.
Услышав это, присутствующие были больше ошеломлены, чем испуганы:
- В чем дело?
Надо сказать, что в мире культивации публично разорвать отношения «учитель- ученик» это неслыханный скандал. Когда возникало такого рода событие, безразлично кто об этом объявлял сам учитель или ученик, для их репутации это было крайне губительно. Поэтому пока это не было лютой ненавистью, даже если это не были хорошими отношениями, то внешне они всегда формально поддерживались.
Очнувшись от шока многие тут же стали перешептываться:
- Разве раньше не было все более-менее хорошо? Почему это так внезапно, неужели и в правду задумал схитрить.
- Не похоже на это. Может что-то произошло потом, после того как поднялись на гору Цзяо?
- Возможно…. Чу Ваньнин похоже не очень-то одаривает вниманием учеников. Когда Хуа Биньань схватил Ши Минцзина, почему он отказался пойти выручать его? Допустить такое, что человек ослеп…. Будь я его учеником, у меня бы тоже сердце похолодело от ужаса.
Голоса людей поднимались и опускались, как приливная волна.
Среди этих голосов Мо Жань продолжал:
- То, что он не мог допустить, чтобы я предавал все огню и мечу, это малость, однако то, что он все это время был ко мне холоден, унижал мое достоинство, вот это уже слишком. Этот человек говорит о всем живущем в мире, но при этом во всем пренебрегает учениками, до чего же лицемерно! Если бы не он, я вообще бы не дошел до такого.
Слишком больно.
Его голос затих, губы слегка дрожали, и все же слово за словом надо закончить. Собираясь самого себя изрезать тысячу раз и зарезать тем же ножом. *
* 万剐千刀。- тысяча ножей и тысяча порезов, может употребляться как буквально, так и означать, что грех настолько велик, что смерть не может его оправдать. (из кит. оперы «Горшок призрака» династии Юань) .
- Верно, он причинил мне зло, он не понимал меня. Я не на его положиться и мне стыдно, что я когда то ему поклонился, как ученик. Сейчас я и Чу Ваньнин окончательно разрываем отношения и отныне, если кто-то снова назовет меня его учеником…
Он поднял глаза, взгляд Тасянь Цзюнь.
- Это будет омерзительно для меня, надеюсь, господа, вы не будете это упоминать!
- Жань-эр….! – воскликнул в ужасе Сюэ Чженъюн.
На Сюэ Мэне лица не было от горя:
- Брат, ты с ума сошел?! Ты же сам не соображаешь, что говоришь!
Мо Жань закрыл глаза, он не хотел больше смотреть Сюэ Мэна и ни на кого из семьи, это «брат» словно острые когти, пронзили его сердце.
Мо Жань продолжал:
- Кроме этого, я хотел еще кое о чем сказать.
- Признал свою вину и признал, где одно там и второе и третье, ты…
Тот человек еще не закончил с обвинениями, как глава Цзян Си из толпы культиваторов остановил его. Он взглянул на Мо Жань:
- …. Я слушаю.
- Мои прошлые преступления серьезны, я признал вину и согласен с наказанием. Однако в Гу Юйе это не моих рук дело.
Многие из присутствующих пришли сюда, чтобы истребовать долг крови, они с самого начала были очень взбудоражены и когда они услышали, что он отпирается от убийств в Гу Юйэ то не смогдли сдержать своего гнева. Один за другим они заговорили:
- Ха! Чушь! Это неоспоримый факт* , однако ты еще смеешь увиливать!
* дословно - прибито гвоздями на железном листе.
- Верно, кто же еще, если не ты?
- В то время меня вообще не было в Гу Юйэ, я был с Чу Ваньнином на горе Лунсюэ. Это сделал другой человек. При том «тот» человек, если мои предположения верны, должен быть….
Он в нерешительности помедлил, не зная. как рассказать о том, кто такой Тасянь Цзюнь.
Он вовсе не боялся гнева этих людей, он лишь полагал, что никто из присуствующих не поверит в то, что врата жизни и смерти, пространство и время уже открылись и кроме него есть еще Мо Жань, это звучало слишком абсурдно.
- Кто это, а?
Мо Жань сжал губы, он решил позже рассказать о деле с Тасянь Цзюнь. Потому, не имея на сию минуту внятного ответа, он продолжил:
- К этому вопросу я вернусь позже. Короче говоря, тот человек в сговоре с Хуа Биньань, один оставил улики в Гу Юйэ против меня, а второй похитил Чу Ваньнина.
Как только он закончил эту фразу, толпа людей тут же разделилась на два фронта.
Первая волна голосов была слабой, но хорошо различимой, в основном кричали ученики Пика Сышэн.
- Что случилось со старейшиной Юйхэн?!
- Куда увели старейшину?!
Другой группой голосов была компания людей, которые прибыли, чтобы призвать его к ответу.
- Мо Жань, ты полагаешь, что мы поверим тебе?
- Не знаем, что ты там за лекарства продаешь в своей тыкве! Что, какой то другой человек? Я смотрю, ты с Хуа Биньань в сговоре с самого начала! На горе Цзяо вы сговорившись устроили этот спектакль! ! Вы не остановились перед тем, что извести так много людей, даже ради дружбы, своих же старших и младших учеников не пощадили, погубили Ши Минцзина! Ты, ты самый настоящий обманщик!!
Услышав имя Ши Мэй, Мо Жань медленно поднял голову, он посмотрел на сидящего на почетном месте Сюэ Чженъюна, затем на Сюэ Мэна:
- Ши Мэй, он….
Сюэ Мэн с беспокойством быстро шагнул вперед:
- Что с Ши Мэй? Он в порядке?!
Мо Жань был не в силах взглянуть на него.
Видеть, как его разрывает в клочья, одного раза было достаточно.
Мо Жань закрыл глаза:
- Ши Мэй и есть Хуа Биньань.
Повисла гробовая тишина.
Спустя долгое время Сюэ Мэн осел на свое место, бормоча:
- Это какая то шутка, как это возможно…
Да, если бы он не видел своими глазами и не слышал собственным ушами, Мо Жань тоже бы так сказал – «как это возможно». Ведь Ши Мэй всегда был такой мягкий и ласковый, такой чудесный, они втроём, вместе столько пережили, прошли сквозь столько бурь, а по отношению к нему самому Ши Мэй в этой жизни был первым самым настоящим другом.
Однако этот друг оказался подделкой, не более чем отражением луны в воде.
Как нелепо.
Люди вокруг него один за другим высказывали свое мнение:
- Что за кавардак?
- Что за безумие? Как один мелкий даос мог быть одновременно и мировым светилом?
- Если бы Ши Мэй был Хуа Биньаньем, то зачем бы он на горе Цзяо помогал всем избавиться от буравящих сердце паразитов?
Несколько человек, глубоко благодарных Ши Мэй, которых он спас на горе Цзяо в данную минуту не смотря ни на первых, ни на вторых, ни на третьих, лишь гневно кричали:
- Мо Жань, чтобы обелить себя, кто бы мог подумать, ты говоришь такое, ты обманываешь!
В это время нахмурившись, до этого молчавший Цзян Си, открыл рот:
- Какие у тебя доказательства того, что Ши Минцзин это Хуа Биньань? Хуа Биньань находился рядом со мной много лет, он почти не покидал школу Гу Юйэ. Если, как ты говоришь, он и в самом деле Ши Минцзин, в таком случае как он мог появиться в двух местах одновременно?
Неизвестно сколько времени продолжался поцелуй, прежде чем Тасянь Цзюнь отпустил его. Чу Ваньнин думал, что все закончилось, но неожиданно только что оторвавшиеся от него губы (знаю, звучит идиотски, но ничего в голову не идет, чем заменить), коснулись его снова.
Так повторялось очень много раз, пока Тасянь Цзюнь удовлетворился. Он облизнул губы, пристально смотря своими черными глазами в лицо Чу Ваньнина.
- Не изменился, это правда ты.
Было так много вещей о которых надо спросить, действительно много, встреча была слишком непредвиденной. Чу Ваньнин затих на какое-то время, а потом наконец хрипло проговорил:
- …. Прошлое, ты все еще помнишь?
- Разумеется.
- Ты помнишь, как ты умер?
Выражение лица Тасянь Цзюнь немного помрачнело:
- Десять больших школ объединились и атаковали со всех сторон, этому достопочтенному в конец это надоело.
- Тогда ты еще помнишь, как умер я?
Рассеявшийся было мрак между бровей Тасянь Цзюнь будто заволокло пеплом:
- У дворца Тасюэ ты преградил мне путь, помешал моим планам, этот достопочтенный очень злился.
- Ты помнишь или нет, как ты воскрес из мертвых? – опять спросил Чу Ваньнин.
- Хуа Биньань помог.
- А как, каким конкретно образом?
- Это там…. – но, однако он ничего не смог произнести. Лицо Тасянь Цзюня замерло и на нем постепенно проявилось скорбное выражение. Но это оцепенение не длилось долго, он закрыл глаза, а когда снова открыл, в них опять появился свет.
Нахмурив брови, он переспросил:
- Что ты только что сказал?
Чу Ваньнин ничего не ответил.
Он знал почти столько же, сколько Ши Мэй, как сделать послушное орудие из тела человека. Издавна эмоции и чувства очень трудно поддавались контролю. После смерти Мо Жань Ши Мэй было не под силу полностью контролировать это тело, его чувства и эмоции, также он не осмелился с самого начала смешать воспоминания, чтобы не сделать его еще более рассеянным. Поэтому только и оставалось, что выбрать небольшую часть воспоминаний, которые могли сильно повлиять в дальнейшем на послушание Мо Жань в важных вопросах и стереть их.
Тасянь Цзюнь перед ним, скорее всего, всего лишь ходячий труп, просто оружие под контролем.
Чу Ваньнин закрыл глаза. Несколько минут спустя он, какзалось хотел еще что-то спросить, но слова не шли, в его горло резко нахлынул сладковатый привкус крови. Он сильно закашлялся.
- Мо Жань… - губы окрасились кровью, он поднял подернутые влагой глаза, - Не нужно больше на кого-то работать. Ты уже только бренная оболочка, давно пора отдохнуть. Ты…кха-кха-кха.
Перед глазами прерывисто темнело. Эти разрозненные осколки вновь начали подниматься на поверхность.
Ты должен вернуться к смерти, ты уже должен спать спокойно вечным сном под землей, это реальность не принадлежит тебе.
Однако у Чу Ваньнина не было сил сказать эти фразы, он мог только шевелить губами. Его сознание опять начало рассеиваться…
Напоследок он увидел, как Тасянь Цзюнь нахмурив брови что-то говорил, его красивое бледное лицо казалось немного взволнованным.
- Чу Ваньнин, - смутно расслышал как он зовет его, так же как в прошлой жизни, - Ваньнин….
Он закрыл глаза. Души повторно сплетались и опять нахлынула боль, что происходило потом, он уже не осознавал.
За тысячу горами уныло шелестел лес.
В Шу последние несколько дней моросил дождь. Коновязи на переправах и деревянные решетки все покрылось тонким слоем плесени. Из маленького окошка стана были видны гроздья бамбуковых листьев, на которые сверху капал дождь и стекал в уже заполненную водой лужу, создавая легкую рябь.
Внезапно ботинок наступив в эту лужу разорвал отражающийся дневной свет и тень облаков.
Мастер Мо появился перед извилистой тропой, ведущей на Пик Сышэн.
Так как он еще не восстановил свою духовную силу после пережитого шока на горе Лунсюэ, он не мог управлять мечом. В беспокойстве и отчаянии о судьбе Пика Сышэн, он без передышки спешил назад с горы Лунсюэ, в итоге потратив на дорогу всего четыре дня.
Весь этот путь он много думал о разных вещах.
Например, о том, почему он смог возродиться, о предыдущей жизни, о том, почему Чу Ваньнин оставил в пещере горы Лунсюэ этот секрет, о Ши Мэй.
После долгих раздумий он так и не смог найти ясных объяснений.
Он никогда не отличался особо острым умом, а сейчас, после пережитых страданий, со всех сторон окруженный печалями и горестями, ему было совсем не под силу остановиться и успокоясь, подумать обо всем, как следует. В итоге, Ши Мэй все же хорошо его знал, Чу Ваньнин действительно всегда был его слабым местом. Всего лишь нужно было, чтобы Чу Ваньнин вспомнил прошлое и это было несомненно его смертельным приговором. Его душа была в полном смятении. Дождь лил все силнее, а Мо Жань стоял против ветра перед ступенями на Пик Сышэн, задрав голову вверх. Нескончаемые холодные серебряные нити легко касались его лица. Перед ним были выложенные из камня ступени, ведущие к самой вершине средь клубящихся туч.
По этой горной дороге он проходил в жизни и в смерти, в горе и в радости, бесчисленное количество раз за две жизни, начиная с юношеских, неопытных времен и дойдя до сегодняшнего дня, когда пыль осела и его вернули грехи.
День был очень холодный, дождь падал вперемешку со снегом, промочив его походное одеяние, застывая на его волосах у висков и выбеливая их.
У молодых не должно быть никаких больших забот и горестей, просто северный ветер снегом посеребрил голову…
Мо Жань закрыл глаза и поднялся на первую ступеньку отправляясь вверх в свое паломничество*
* 朝山 – отправиться в горный монастырь, в паломничество
Этот грешник сам бросавшийся в сети, наконец со скрипом распахнул покрытые красным лаком ворота в зал Даньсинь.
Ворота медленно открылись, его обе жизни, безумие и слава, кошмарный сон и мрак, все предопределено было в этом месте.
Ему пришло в голову, что в прошлой жизни, когда ему было двадцать два года, он изменил Даньсинь ради Ушань*, доска с названием разбилась на мелкие куски, только взметнулась пыль. А сам он стоял перед старой доской и приносил клятву что собирается попрать всех бессмертных, ради почитания мира. Та жизнь пришла в упадок здесь, и эта жизнь тоже здесь и закончится.
* то есть дословное название «верность и преданность» изменил ради «встречи любовников»
Зал Даньсинь был переполнен, почтенных и уважаемых людей здесь собралось даже больше, чем в том военном походе на гору Цзяо против Сюй Шуанлинь.
Услышав звук открывающихся ворот, они оглянулись и увидели стоящего на пороге высокого человека в черном, с бледным лицом, ко лбу прилипли пряди мокрых черных волос. Из-за его спины проникал дневной свет, свод неба был свинцово-серым, падал дождь со снегом.
Никто и подумать не мог, что Мо Жань вот так неожиданно сюда нагрянет.
Это тот герой, что спас множество людей на горе Цзяо или все таки тот демон, что совершил бескровное убийство в Гу Юйе? Что же он за человек?
Некоторое время все молчали, все глаза в зале были устремлены на вошедшего человека.
Те люди, которые несмотря ни на что верили ему, думали, что он выглядит несчастным, мокрый, замерзший, как вернувшийся домой, промокший под дождем, пёс. Те, что не доверяли ему, просто ощущали, что он пугающий, угрюмый и мрачный, словно демон, вылезший из диюй.
Дождь непрерывно стучал по выступающему краю крыши цвета цинь, просачиваясь сквозь камни ступеней, промачивая мох на черепице.
Мо Жань поднял иссия-черные, влажные глаза под веером длинных словно перья ресниц и тихо сказал:
- Дядя, я вернулся.
- Жань-эр! Как ты… как.. почему ты один?
Сюэ Чженъюн сидел на почетном месте, его вид был очень плох, он на редкость был кое как одет, железный веер небрежно раскрытым брошен на столе, и волна из четырех иероглифов «Другие уродливы» слабо мерцала, словно примечание по ходу пьесы.
- Юйхэн?
Мо Жань сделал шаг внутрь зала. Словно капля воды упала в раскаленное масло взорвавшись оглушающим треском. Почти все, когда он вошел, отступили назад.
- Мо Жань!
- Демон, как ты смеешь так бессовестно показываться!
- Ты убил столько народа в Гу Юйэ и еще смеешь тут появляться!!
Мо Жань не обращал внимание на эти голоса, пока он был в пути, он уже слышал о резне в Гу Юйэ. Он вполне представлял на сколько Тасянь Цзюнь мог потерять человеческий облик. Разве это много- несколько десятков человек? Несколько сотен, тысяч, десятков тысяч, все люди в мире в его глазах лишь бренные останки. Всего то одна секта Гу Юйэ, Тасянь Цзюнь на это бы даже не обратил внимания.
- Сумасшедший… ты и Хуа Биньань с самого начала в одной шайке!
- Зачем ты явился? Сегодня здесь собрались множество мастеров, а вскоре прибудет и хозяин Цитадели Тяньинь. Даже если у тебя полно коварных планов, а всяким хитростям нет предела, сегодня ты не сможешь выбраться из этих силков!
- Мо Жань, ты слишком хитер, в одно мгновение ты поешь в красной маске, в другое в белой*, манипулируя всеми людьми, заморочил голову и добился успеха в своих вероломных замыслах, до чего же ты коварен!
* петь в красной маске- играть героя, доброго достойного человека, в белой маске поют за злодея.
Вокруг словно приливная волна осуждения и допросов, приливала в виде переполненных негодованием лиц. Мо Жань же, не вступая ни с кем в спор, продолжал идти вперед. Он уже более ли менее понимал замысел Хуа Биньнань… извините, но он совсем не желал называть его Ши Мэй.
Хуа Биньань вырыл для него могилу. И даже надпись на надгробной табличке уже написал. Хуа Биньнань очень четко рассчитал, как он прыгнет в нее сам.
В тот момент, когда Чу Ваньнин вспомнил свою прошлую жизнь, Мо Вэйюй уже сам все для себя решил, ему нет спасения, он труп.
Он мертв, все кончено.
- Не важно сколько ты натянешь на себя фальшивых масок, сегодня тут столько выдающихся людей и мы собираемся раскрыть твою подлинную сущность,
- Тебя следует схватить, доставить в Цитадель Тяньинь и подвергнуть наказанию!
Ссорящиеся, галдящие человеческие голоса напоминали клокотание в кипящем котле. Два слова, что больше всех пронзили уши – «Цитадель Тяньинь».
Мо Жань не ожидал, что Хуа Биньань впутает сюда еще и Цитадель Тяньинь. Это совпадение или все же заранее продуманный план?
Беспредельный Тяньинь существовавшая в границах мира культивирования в течении нескольких тысяч лет, была старейшей передаваемой школой. В прошлом, самые старейшие ее руководителями были потомки божеств и людей, впоследствии руководство передавалось только кровным родственникам. Проходили эпоха за эпохой и хотя в хозяине Цитадель Тяньинь оставалось все меньше божественной крови, однако в ней по прежнему сохранялся божественный дух. Несмотря на то, что обычно Цитадель Тяньинь не сходила до мирской суеты, однако, как обычные люди почитают культиваторов, культиваторы почитали и верили в справедливость Цитадели Тяньинь.
И столетний то авторитет трудно оспорить, тем более тысячелетний. Поэтому , пусть в предыдущей жизни Тасянь Цзюнь и захватил весь мир, в итоге он тоже оставил Цитадель Тяньинь нетронутой. Со стороны Ши Мэй было очень умно передать расправу над Мо Жань Цитадели Тяньинь, это и правда было лучшим решением. Никто не мог не согласиться с приговором, и никто не мог ослушаться их.
В главном зале было очень шумно. Мо Жань шел вперед по ковру, расшитому цветами поллии. Он дошел до конца и остановился.
- Я….
Этот мужчина произнес лишь один звук и клокотание человеческих голосов тут же прекратилось. Они уставились на него, очень много людей, кто с ненавистью, кто настороженно.
Они ждали, что он будет защищаться, что он потеряет над собой контроль, ждали его ошибки Вытягивая шеи они были готовы в любую минуту наброситься на этого коварного демона и разорвать в клочья.
В этом человеке трудно было отлечить добродетель от порока, его поступки были непредсказуемы, но все же лучше ошибочно убить, чем упустить, наверняка….
- Я признаю вину.
Наступила мертвая тишина*, какая бывает разве что в нирване.
*не слышно ни вороны ни воробья
Было похоже, словно наточили ножи для великой битвы, застучали убийственные военные барабаны сотрясая небо, и внезапно получили донесение, что командующий вражеской армии покончил с собой в своем шатре.
Слишком абсурдно.
- Что он сказал?
Долгое время никто не реагировал, невозможно было поверить, что этот демон признал вину так легко, поэтому люди между собой начали переговариваться вполголоса:
- Он что, говорит, что признает свою вину?
Мо Жань потупив взгляд опустился на колени перед дядей и тетей, а так же побледневшим Сюэ Мэном. Тусклый свет лампы осветил его красивое худое лицо.
Ему и правда самому хотелось подставить шею под нож, однако Хуа Биньань подставил его и он тоже не может спустить это этому человеку. Однако перед тем как покаяться в грехах, он намерен сделать еще кое что…
Он хотел приложить все силы, что у него остались, чтобы защитить человека, которого с этого раза он уже больше не сможет защищать.
Поэтому Мо Жань медленно открыл рот, его голос был тяжелым и жарким.
- Мои руки безусловно в крови, по причине своей личной вражды, я убил множество людей. Все эти годы, пусть я и стремился, жалея о сделанном все исправить, но по-прежнему эти преступления невозможно искупить. Об этом также уже знает и Чу Ваньнин…. сегодня господа, перед всеми вами помимо обнародования своих грехов, я хотел сказать еще об одном.
Он помолчал. Слова упали подобно ножу, пронзающему сердце:
- Я и Чу Ваньнин разорвали связи как учитель и ученик.
Услышав это, присутствующие были больше ошеломлены, чем испуганы:
- В чем дело?
Надо сказать, что в мире культивации публично разорвать отношения «учитель- ученик» это неслыханный скандал. Когда возникало такого рода событие, безразлично кто об этом объявлял сам учитель или ученик, для их репутации это было крайне губительно. Поэтому пока это не было лютой ненавистью, даже если это не были хорошими отношениями, то внешне они всегда формально поддерживались.
Очнувшись от шока многие тут же стали перешептываться:
- Разве раньше не было все более-менее хорошо? Почему это так внезапно, неужели и в правду задумал схитрить.
- Не похоже на это. Может что-то произошло потом, после того как поднялись на гору Цзяо?
- Возможно…. Чу Ваньнин похоже не очень-то одаривает вниманием учеников. Когда Хуа Биньань схватил Ши Минцзина, почему он отказался пойти выручать его? Допустить такое, что человек ослеп…. Будь я его учеником, у меня бы тоже сердце похолодело от ужаса.
Голоса людей поднимались и опускались, как приливная волна.
Среди этих голосов Мо Жань продолжал:
- То, что он не мог допустить, чтобы я предавал все огню и мечу, это малость, однако то, что он все это время был ко мне холоден, унижал мое достоинство, вот это уже слишком. Этот человек говорит о всем живущем в мире, но при этом во всем пренебрегает учениками, до чего же лицемерно! Если бы не он, я вообще бы не дошел до такого.
Слишком больно.
Его голос затих, губы слегка дрожали, и все же слово за словом надо закончить. Собираясь самого себя изрезать тысячу раз и зарезать тем же ножом. *
* 万剐千刀。- тысяча ножей и тысяча порезов, может употребляться как буквально, так и означать, что грех настолько велик, что смерть не может его оправдать. (из кит. оперы «Горшок призрака» династии Юань) .
- Верно, он причинил мне зло, он не понимал меня. Я не на его положиться и мне стыдно, что я когда то ему поклонился, как ученик. Сейчас я и Чу Ваньнин окончательно разрываем отношения и отныне, если кто-то снова назовет меня его учеником…
Он поднял глаза, взгляд Тасянь Цзюнь.
- Это будет омерзительно для меня, надеюсь, господа, вы не будете это упоминать!
- Жань-эр….! – воскликнул в ужасе Сюэ Чженъюн.
На Сюэ Мэне лица не было от горя:
- Брат, ты с ума сошел?! Ты же сам не соображаешь, что говоришь!
Мо Жань закрыл глаза, он не хотел больше смотреть Сюэ Мэна и ни на кого из семьи, это «брат» словно острые когти, пронзили его сердце.
Мо Жань продолжал:
- Кроме этого, я хотел еще кое о чем сказать.
- Признал свою вину и признал, где одно там и второе и третье, ты…
Тот человек еще не закончил с обвинениями, как глава Цзян Си из толпы культиваторов остановил его. Он взглянул на Мо Жань:
- …. Я слушаю.
- Мои прошлые преступления серьезны, я признал вину и согласен с наказанием. Однако в Гу Юйе это не моих рук дело.
Многие из присутствующих пришли сюда, чтобы истребовать долг крови, они с самого начала были очень взбудоражены и когда они услышали, что он отпирается от убийств в Гу Юйэ то не смогдли сдержать своего гнева. Один за другим они заговорили:
- Ха! Чушь! Это неоспоримый факт* , однако ты еще смеешь увиливать!
* дословно - прибито гвоздями на железном листе.
- Верно, кто же еще, если не ты?
- В то время меня вообще не было в Гу Юйэ, я был с Чу Ваньнином на горе Лунсюэ. Это сделал другой человек. При том «тот» человек, если мои предположения верны, должен быть….
Он в нерешительности помедлил, не зная. как рассказать о том, кто такой Тасянь Цзюнь.
Он вовсе не боялся гнева этих людей, он лишь полагал, что никто из присуствующих не поверит в то, что врата жизни и смерти, пространство и время уже открылись и кроме него есть еще Мо Жань, это звучало слишком абсурдно.
- Кто это, а?
Мо Жань сжал губы, он решил позже рассказать о деле с Тасянь Цзюнь. Потому, не имея на сию минуту внятного ответа, он продолжил:
- К этому вопросу я вернусь позже. Короче говоря, тот человек в сговоре с Хуа Биньань, один оставил улики в Гу Юйэ против меня, а второй похитил Чу Ваньнина.
Как только он закончил эту фразу, толпа людей тут же разделилась на два фронта.
Первая волна голосов была слабой, но хорошо различимой, в основном кричали ученики Пика Сышэн.
- Что случилось со старейшиной Юйхэн?!
- Куда увели старейшину?!
Другой группой голосов была компания людей, которые прибыли, чтобы призвать его к ответу.
- Мо Жань, ты полагаешь, что мы поверим тебе?
- Не знаем, что ты там за лекарства продаешь в своей тыкве! Что, какой то другой человек? Я смотрю, ты с Хуа Биньань в сговоре с самого начала! На горе Цзяо вы сговорившись устроили этот спектакль! ! Вы не остановились перед тем, что извести так много людей, даже ради дружбы, своих же старших и младших учеников не пощадили, погубили Ши Минцзина! Ты, ты самый настоящий обманщик!!
Услышав имя Ши Мэй, Мо Жань медленно поднял голову, он посмотрел на сидящего на почетном месте Сюэ Чженъюна, затем на Сюэ Мэна:
- Ши Мэй, он….
Сюэ Мэн с беспокойством быстро шагнул вперед:
- Что с Ши Мэй? Он в порядке?!
Мо Жань был не в силах взглянуть на него.
Видеть, как его разрывает в клочья, одного раза было достаточно.
Мо Жань закрыл глаза:
- Ши Мэй и есть Хуа Биньань.
Повисла гробовая тишина.
Спустя долгое время Сюэ Мэн осел на свое место, бормоча:
- Это какая то шутка, как это возможно…
Да, если бы он не видел своими глазами и не слышал собственным ушами, Мо Жань тоже бы так сказал – «как это возможно». Ведь Ши Мэй всегда был такой мягкий и ласковый, такой чудесный, они втроём, вместе столько пережили, прошли сквозь столько бурь, а по отношению к нему самому Ши Мэй в этой жизни был первым самым настоящим другом.
Однако этот друг оказался подделкой, не более чем отражением луны в воде.
Как нелепо.
Люди вокруг него один за другим высказывали свое мнение:
- Что за кавардак?
- Что за безумие? Как один мелкий даос мог быть одновременно и мировым светилом?
- Если бы Ши Мэй был Хуа Биньаньем, то зачем бы он на горе Цзяо помогал всем избавиться от буравящих сердце паразитов?
Несколько человек, глубоко благодарных Ши Мэй, которых он спас на горе Цзяо в данную минуту не смотря ни на первых, ни на вторых, ни на третьих, лишь гневно кричали:
- Мо Жань, чтобы обелить себя, кто бы мог подумать, ты говоришь такое, ты обманываешь!
В это время нахмурившись, до этого молчавший Цзян Си, открыл рот:
- Какие у тебя доказательства того, что Ши Минцзин это Хуа Биньань? Хуа Биньань находился рядом со мной много лет, он почти не покидал школу Гу Юйэ. Если, как ты говоришь, он и в самом деле Ши Минцзин, в таком случае как он мог появиться в двух местах одновременно?